Копии за секунды - Дэвид Оуэн

Изобретательство не выходило у него из головы в течение этих первых лет жизни в Нью-Йорке. В записных книжках он описал свыше четырехсот идей для создания потенциально выгодных изделий, среди которых был дождевик с желобками для отвода воды от брючных штанин; зубная щетка с заменяемой щетиной; прозрачный тюбик для пасты, сделанный из целлофана; фильтр для сигарет из перфорированной пластмассы (который он испытывал, к своему удовольствию, в течение нескольких дней); полые стеклянные блоки для возведения прозрачных несущих стен; устройство для гравирования на металле, на котором можно было работать, как на пишущей машинке. К числу его изобретений также относятся усовершенствованная крышка для бутылок с имбирным пивом; спичечные картонные пакетики с целлофановой оболочкой, через которую можно было видеть, сколько еще осталось спичек; сменная пуговица для рубашек, прикрепляемая к диску из клейкой ткани; и «шарнирная ручка», перо которой крепилось на крошечных шарикоподшипниках. Он обнаружил, что некоторые из его идей, например, дождевик со сточными желобками, уже были запатентованы; у него никогда не хватало ни времени, ни денег, чтобы продолжить разработку какой-либо другой из них. Однако онне переставал записывать новые идеи и отмечать те области, которые заслуживали дальнейшего внимания: «Способ использования предприятий по переработке сахарной свеклы во время мертвого сезона».

Между тем, раздумывая над этими изобретениями, он постоянно возвращался к давнему увлечению, к своему юношескому интересу к печати.

Патентному отделу Bell Labs, как и всем патентным бюро в стране, требовалось большое количество копий патентных документов. Спустя много лет он говорил: «Копии посылали компаньонам за границей, фирмам, изобретателям и другим. Для каждого технического описания требовалось двенадцать или более копий. Получить двенадцать копий с помощью копировальной бумаги довольно трудно. Часто для этого требовалась повторная печать на машинке. Описание печаталось, и затем кто-нибудь должен был садиться за пишущую машинку, чтобы еще раз отпечатать все его многочисленные страницы. Потом находились опечатки, и двум девушкам приходилось сообщать о них друг другу. Это было очень утомительно».

Мысли о проблеме копирования начали занимать все больше и больше его свободного времени. В беседе с Дюмондом в 1947 году он рассказывал: «Необходимость в быстрой, производительной копировальной машине, которую можно было бы использовать прямо в офисе, казалась мне очевидной – это была насущная потребность и такая желанная вещь, если бы ее можно было получить». В течение тех лет, что он прожил вместе с Дюмондом, он провел несколько рабочих экспериментов, что, как он надеялся, станет усовершенствованным трафаретным листом для мимеографов, но он потерпел неудачу. Он все более убеждался, что ему и остальному миру нужна не усовершенствованная множительная техника, а настоящая копировальная машина – устройство, которое могло изображение, полученное с одного листа бумаги, отпечатать на другом без каких-либо грязных и дорогостоящих промежуточных операций.

Осенью 1932 года Карлсон получил сообщение из Калифорнии, что его отец находится в критическом состоянии. Он договорился с фирмой Bell Labs о двухнедельном отпуске по семейным обстоятельствам и купил билет на самый дешевый вид транспорта, который смог найти. «Я ехал на автобусе день и ночь, – вспоминал он, – а когда приехал, мне сказали, что мой отец умер за день до этого». Поездка на автобусе в Сан-Бернардино заняла почти неделю. Карлсон быстро организовал похороны, выбросил жалкое имущество отца на свалку и отправился на автобусе в обратный путь. В этой поездке у него было много времени, чтобы обдумать свое все более ухудшающееся материальное положение.

Так как депрессия в стране усиливалась, компания Bell Labs начала увольнять рабочих и сокращать рабочие часы тех, кто оставался. Время работы Карлсона было урезано с пяти с половиной до пяти дней в неделю, а затем до четырех, и он боялся, что его могут уволить в любой момент. Этим все и закончилось: летом 1933 года он был уволен за участие в «бизнес-проекте» во внеурочное время вместе с несколькими другими работниками Bell Labs, которые, как и он, были заинтересованы, чтобы как-то защититься от депрессии. («Проект» состоял в том, чтобы организовать фирму по продаже изобретений, связанных с разработками в области физики, но он закончился ничем.) Быть безработным значило попасть в критическое положение, которое усугублялось тем, что у него оставался долг в 600 долларов. Через много лет он заметил: «Это был тот период, когда многих членов общества Phi Beta Карра[8] можно было встретить в ломбардах Бауери, а инженеры торговали яблоками на улицах». Он рассказывал своему кузену Рою, что этот период финансовой нестабильности был более трудным и беспокойным для него, чем его нищее детство. Он нашел в телефонной книге номера телефонов патентных адвокатов и обратился к ним лично. Через шесть недель непрерывных поисков ему предложили работу на фирме Austin & Dix с зарплатой, которая была даже несколько выше, чем он получал в Bell Labs. Год спустя, предупрежденный Остином, что бизнес терпит крах, он перешел в патентный отдел фирмы P.R. Mallory & Company – производителя электрических и электронных компонентов (и предшественника современного подразделения по производству батареек Duracell компании Gillete).

Хотя профессиональная жизнь Карлсона в начале 30-х годов была полна неопределенности, его жизнь в обществе нравилась ему все больше. Дюмонд был почти таким же застенчивым, как и он, но вдвоем им удавалось поддерживать мужество друг друга, и в выходные дни они ходили на танцы и посещали другие мероприятия в надежде познакомиться с девушками. «Чет пользовался намного большим успехом, чем я, – вспоминал Дюмонд спустя сорок лет. – Его застенчивость и красота, а он был красив, и его скромность просто сводили девушек с ума». У них появился большой круг друзей, и осенью 1933 года они переехали, вместе с новым другом Карлсона Филом Хелсли, в четырехкомнатную квартиру на углу 139-й улицы и Бродвея, где подружка Хелсли и еще две девушки жили этажом ниже в такой же квартире. Мать Дюмонда (последовавшая за своим сыном из Мичигана на Манхэттен и проживавшая в отдельной квартире) заняла четвертую комнату в квартире мужчин и готовила еду для всех шестерых друзей, которые считали обе квартиры общим домом, играли в карты до поздней ночи, устраивали вечеринки, крутили дома кино из обширной коллекции одного знакомого, иногда с весьма непристойным содержанием, и в какой-то мере, предвосхитили идею телешоу «Друзья», появившегося через полвека.

«Эта счастливая компания», как позже называл ее Дюмонд, оставалась вместе почти целый год, пока, один за другим, ее члены не стали отходить в сторону, главным образом, в сторону женитьбы. Осенью 1934 года Карлсон тоже ушел, чтобы жениться на девушке по имени Эльза фон Мэллон, которая дала ему свой номер телефона после танцев с ним под пластинки Дюка Эллингтона на вечере в YMCA. По словам Дюмонда, «Эльза была живая и очень хорошенькая», но женитьба была неудачной. Карлсон потом говорил своему кузену Рою, что его привлекало в Эльзе частично то, что она никогда не настаивала, чтобы куда-нибудь с ним пойти, чего он не мог себе позволить, и что главной силой, толкавшей их к женитьбе, была инерция. И Честер, и Эльза были всего лишь детьми; кроме этого, у них ничего не было общего. Эльза однажды сказала Рою: «Я не знаю, что делать или что сказать, – он настолько умнее». Карлсон был фактически лишен способности к простым беседам, и он никогда не обсуждал свои чувства или эмоции. Большую часть времени он и Эльза проводили в молчании. Потом он описывал их семейную жизнь как «несчастливый период, прерывающийся случайными уходами».