Ночь с лучшим другом - Любовь Попова

Потому что сейчас её волнует тупая обида на родственников. И вылилась она в нелепый поцелуй. Наверное, думает, что сможет так возместить нехватку любви. Это злит. Потому что Лариса тоже так начинала. Обиделась на шлюху мать и шла к своим друзьям возмещать внимание. Не хотелось бы для Сашки подобной участие. Поэтому следует дать понять, что, если целуешь мужика со здоровой потенцией, жди продолжения, которое может закончится болью и кровью.

Отвечаю на поцелуй, толкая язык внутрь, сжимаю руками попу, сразу поднимая Сашу и прижимая к стояку. Иначе и быть не могло, когда такая нимфетка трется об тебя телом, в жажде познать взрослую любовь. Сажаю девчонку на край раковины, тут же хватая руками яблочко груди, сжимая сосок между пальцев. Она тут же замирает, но я решил, что мне мало. Главное – вовремя остановиться. Но пока сдерживаю порыв Саши начать сопротивляться мягкими поглаживаниям языка, второй рукой лаская спину.

Трусь пахом, намекая не то, что её сейчас ждет, и обнажаю грудку, сразу прерывая поцелуй, чтобы схватить губами острый сосок...

А большего и не требуется. Она тут же вскрикивает, звучно трескает мне по щеке. Поднимаю голову, вижу испуганный взгляд и отстраняюсь. Какая ей взрослая любовь. Девчонка ещё. В куклы пусть идёт играет.

— Так. Иди спать. Завтра отвезу тебя в твою квартиру, а дальше сама.

— Если я не могу сразу заниматься сексом, то я вам не нужна?

Нужна. Только вот я не собираюсь дожидаться, когда ты поймешь, что я стар для тебя и не нужен.

— Ты мне даже с сексом не нужна, — говорю, не оборачиваясь, и выхожу из ванной. Но слышу в спину крик.

— А что с Мироном? Вы освободите его?

— Он вор домушник.

— Но его не ловили. А машину вашу он украл ради меня.

Как будто могло быть по-другому.

— Его никто и не задерживал.

**

*** Саша ***

Не знаю, что меня угнетает больше. Свой испуг на интимное прикосновение Алекса или вранье Мити насчет Мирона. Хотя скорее всего ему соврал сам Алекс.

Эти мысли не дают заснуть до самого утра, а когда глаза все-таки слипаются, меня тут де будит Алекс. И это не нежное поглаживание, а встряска.

— Давай быстрее, я опаздываю…

— Ну я тут причем? – отворачиваюсь от грубияна, накрываясь с головой, но он сдергивает одеяло. На мгновение замирает, когда видит, что я легла в одних трусиках и с силой бросает его обратно.

— Не оденешься через минуту, поедешь как есть. Я больше нянчится с тобой не намерен.

«Ну да, ну да, — хмыкаю. – А то ты ко мне как к ребенку относился. И член свой хотел засунуть по-отцовски.»

Собираю вещи, одеваюсь и выхожу на улицу. Последний раз смотрю на дом, в котором мне так понравилось жить. И только затем сажусь в машину. На заднее сидение.

Нечего ему на мои коленки пялиться.

И пока мы едем, понимаю, что это возможно последний раз, когда я вижу Алекса. А значит последний шанс спросить.

— Откуда ты знаешь мою мать?

Он мельком на меня смотрит, словно решая, сказать ли правду, а затем рассказывает. И лучше бы молчал.

— Когда мне было двенадцать в наш класс перевели две девочки. Одна была светленькая, а другая темненькая. Сначала все хотели дружить со светленькой, она напоминала ангела. Но очень скоро темненькая стала гнобить ее, и все подхватили.

— И ты? – сглатываю тошноту, на что он обреченно кивает.

— Дети жестоки, особенно когда хотят кому-то угодить. Я хотел угодить другу, а он хотел угодить темненькой девочке. – На мое красноречивое молчание он продолжает. – Мы росли. У нас была компания, а светленькая девочка сама по себе. Училась, ни с кем не общалась. Я был крайне удивлен, узнав, что эти две девочки сестры. У них разные отцы, но мать одна. И меняла она мужчин так же часто, как нянь этим девочкам. Что в итоге привело к полному моральному разложению одной, и к полному отречению себя как человеку, другой. Все началось, когда я спас светленькую от самоубийства. Лариса была вне себя, ведь она ненавидела ту, которой мать уделяла больше внимания. Я чувствовал, что она близка к убийству, там всегда были проблемы с кукушкой.

— Но почему вы тогда дружили! – вопрошаю я обреченно! — Как можно общаться с таким человеком!?

— Это сложно… — отмахивается он и хмурится. – Так мне продолжать?

— Конечно! – невольно нервничаю я, что мы приедем раньше, чем закончится история. Если честно я уже и забыла, что конкретно спрашивала.

— Матери оказалось наплевать на девок, и она ускакала с очередным любовником. Так что девочки остались одни. Но если у Ларисы были перспективы, то перспективы Ольги она уничтожила. И тут за дело взялся я. Наверное, потому что мне стало жалко, не помню. Я познакомил ее с местным торгашом. Ольга ему понравилась. Так что будучи абсолютно пассивной она просто вышла за него замуж.

— Ларисе разве могло это понравится? Счастье сестры.

— Не могло, ты права. И торгоша она соблазнила, так, чтобы увидела Ольга.

— Вот дрянь!

— Ольга тоже так сказала… — ну наконец выяснили, как зовут обеих сестер. – Но она уже была беременна и не могла уйти от мужа. Но эта обида нанесла весьма серьезную рану и Ольга не сильно жаловала девочку, которая родилась. В итоге она несколько раз уходила из дома, но муж каждый раз находил ее, возвращал и бил. Особенно сильно досталось, когда она была беременна мальчиком. Только вот ребенок этот был не от мужа. Торгаш начал спиваться, совершил несколько неудачных сделок. В итоге влез в долги. В то время мне казалось, что это моя вина. Ведь это я привел Ольгу к торгашу. Получается и все остальные беды, дело моих рук.

— Ну вы же не знали, что Лариса…

— И это можно было предугадать…

— Но его могла соблазнить любая другая…

— Этого мы уже не узнаем. Знаем только то, что вы сами спаслись из огня, а я взял над вами шефство, пока ваша мать пряталась от кредиторов за рубежом.

Первые пару секунд я не осознаю его слов. Они кажутся лишь мелькнувшей молнией на небе его рассказа. Но потом молния становится все ярче, заслоняя все пространство. Лариса. Ольга. Торгаш. Пожар. Дом. Спасение. Мать. Европа. Эти слова как части одной мозайки хаотично двигались по кругу, пока не сложились в единую ужасающую картинку.