Дерзкий любовник - Элизабет Лоуэлл

Некоторое время вокруг царила тишина, прерываемая только резкими криками охотившихся чаек. Риба неожиданно поняла, что качает головой, молчаливо протестуя против страданий, причиненных Чансу ее вопросом. Она не замечала, что плачет, пока не почувствовала влагу на щеках, а опустив глаза, увидела, как прозрачные капли падают на руки Чанса.

– Я не хотел пугать тебя, – сказал он, смягчившись и сжимая ее стиснутые ладони. – Не плачь, chaton. Я больше не сержусь.

– Я не поэтому плачу.

Он приподнял ее лицо, так что Риба смогла взглянуть ему в глаза.

– Тогда почему?

Она взяла его руку и прижала к своей щеке, а потом поцеловала.

– Не могу вынести мысли о том, что тебя так мучили, – шепнула она.

Чанс притянул Рибу к себе, сжимая в объятиях со свирепой нежностью, от которой по ее телу прошла дрожь.

– Никто и никогда не плакал раньше из-за меня, – хрипловато пробормотал он, целуя ее ресницы, на которых повисли слезы. – Иногда соль почему-то становится сладкой.

Риба обняла Чанса, притянула к себе, снова чувствуя странный контраст твердого тела и ласковых рук. Его сердце билось гулко и ровно под ее щекой, и с каждым вздохом она ощущала, как сжимаются мышцы на груди под замшевой рубашкой. Постепенно его тепло согрело ее словно солнечный свет, и они безмолвно слились в жарких объятиях.

– Расскажи о себе, – тихо попросил Чанс. – Хочу знать, что за женщина страдает из-за меня.

– Моя жизнь по сравнению с твоей ужасно унылая.

Чанс снова запустил пальцы ей в волосы, вынимая гребень.

– В тебе не может быть ничего унылого, – заметил он, сгребая непокорные пряди и взвешивая их на ладони, словно золотой песок, сверкающий на солнце, а потом, оттянув ее голову, поцеловал в губы, медленно, крепко. – Расскажи, – пробормотал он, опять прижимая ее к груди.

– У меня никогда не было отца. Собственно говоря…

Риба, поколебавшись, пожала плечами. Вряд ли такого человека, как Чанс, могут шокировать ее слова.

– Думаю, я незаконнорожденная.

– Дитя любви, – весело поправил он, пытаясь снять копившееся в ней напряжение.

Риба коротко рассмеялась.

– Хороша любовь! Мать так и не открыла его имени. Иногда мне кажется, она сама его не знала.

– Не нужно, котенок. Если очень больно, не рассказывай.

Риба потерлась щекой о его рубашку.

– Мать воспитывала идеального ребенка. Другие девочки могли испачкаться, но только не я. Другие девочки могли злиться, но не я. Другие девочки могли ходить на рождественские танцы и целоваться под омелой. Другие девочки могли ходить на свидания и встречаться с мальчишками и даже обниматься в машинах. Но не я. Мать была просто помешана на том, чтобы не давать соседям повода для сплетен. Безупречность. Вот ее Эльдорадо и самый большой в мире алмаз.

– Но ты вышла замуж!

– Мать сама выбрала его. В восемнадцать я была слишком наивна, чтобы понимать, что к чему. Он был моим преподавателем французского в колледже. Достаточно стар, чтобы годиться мне в отцы. Думаю, именно этого я и хотела. Отца. А ему была нужна маленькая девочка, всегда готовая смотреть на него снизу вверх. Но у маленьких девочек есть ужасная привычка становиться взрослыми.

– Особенно у умных маленьких девочек, – пробормотал Чанс, гладя ее по голове. – Я рад, что ты выросла, Риба.

– И я тоже. Мать, однако, была не очень довольна. После развода она отказалась разговаривать со мной. Вот уже семь лет.

Чанс передвинулся так, чтобы взглянуть в глаза Рибы.

– Почему?

– Я больше не была идеальной, – бесстрастно ответила Риба. – Мать никогда по-настоящему не любила меня. Она любила ту, выдуманную, которую хотела создать. И когда обнаружила, что я совершенно другая, она меня совсем разлюбила. То же самое произошло и с мужем. Он любил не меня, не такую, какой я была на самом деле. Никто не любил меня до Джереми Синклера.

Чанс на какую-то долю мгновения застыл.

– Расскажи о нем, – попросил он без всякого выражения, прикрыв глаза.

Риба поколебалась, не зная, с чего начать.

– Я встретилась с ним случайно. Как-то у меня кончился бензин, и я заехала на автозаправку и неожиданно услышала настоящие потоки французского, изливающиеся из соседней машины. Присмотревшись, я увидела седоволосого мужчину, пытавшегося объяснить на французском причины неполадок сбитому с толку механику-американцу, вчетверо младше Джереми.

Чанс издал странный заглушенный звук.

– Что? – спросила она, поднимая глаза.

– Сколько лет, – осторожно сказал он, – было Джереми?

– Когда мы познакомились? Семьдесят три.

Впервые с момента их встречи Риба увидела, что Чанс совершенно ошеломлен.

– Ты не поверил, когда я говорила, что я и Джереми не были любовниками?

– Ты никогда этого не говорила. Сказала только, что красавчик ошибается насчет ваших отношений. Он считал тебя потаскухой. Но ты совсем не такая. Хотя, впрочем, это не означает, что ты не могла быть любовницей Джереми. Откуда мне знать? Кроме того, – добавил Чанс, глядя на ее губы жадными зелеными глазами, – любой мужчина, достаточно молодой, чтобы дышать, захотел бы взять тебя.

– Но с Джереми было совсем по-другому, – не повышая голоса, ответила она.

– Верю, – кивнул Чанс, неожиданным толчком укладывая ее на одеяло рядом с собой. – Но я все равно хотел бы тебя, независимо от того, сколько бы мне было лет.

Руки Чанса скользили по телу Рибы, без слов говоря, как сильно он желает ее сейчас. Риба попыталась снова сесть, досказать правду о том, что было между ней и Джереми.

– Не противься мне, – пробормотал Чанс в ее душистые волосы. – Я просто хотел обнимать тебя, пока ты говоришь о человеке, которого любила.

Оцепенение медленно покинуло Рибу.

– Я стала переводчиком, секретарем и водителем Джереми. Я жила в его доме вместе с кухаркой, горничной и дворецким.

Положив руки на грудь Чанса, она взглянула в его лицо. Но в нем не было ни сомнения, ни недоверия, лишь неутолимый голод, зажегший глаза изумрудным светом.

– У Джереми была процветающая экспортно-импортная контора, но очень немного наличных. Он все тратил на коллекцию. Жена оставила его очень давно, а сын умер. Единственным оставшимся родственником Джереми была эта безмозглая груда мяса, называемая Тоддом Синклером.

Риба остановилась передохнуть. Чанс улыбнулся, снова блеснув белоснежными зубами. Пальцы, пробравшись под шелк волос, неустанно массировали кожу на голове, посылая озноб наслаждения по позвоночнику.

– Продолжай, – пробормотал он.

– Осталось совсем немного. Коллекция Джереми заворожила меня. Я начала задавать вопросы. Он ответил на все до последнего. Через пять лет я получила достаточно знаний, чтобы открыть собственное дело. Джереми помог мне войти в мир антикваров, встать на ноги, относился ко мне как к собственной дочери и представил меня всем людям, которые любят редкости. Иногда я думаю, что он наслаждался моими успехами куда больше меня самой.