Китайский попугай - Эрл Дерр Биггерс

Наступило тягостное молчание. Придя, видимо, к какому-то выводу, хозяин ранчо остановился перед гостем.

– Что толку злиться! Раз нет колье, значит, придется смириться с этим фактом. Разумеется, вы можете остаться здесь. Но я категорически требую, чтобы завтра утром вы позвонили отцу и передали мое заявление: больше я не потерплю проволочек.

– Согласен. А теперь, если позволите, я бы пошел отдохнуть. У меня был трудный день.

Подойдя к двери, хозяин ранчо громко позвал:

– А Ким!

На пороге бесшумно появился Чарли Чан.

– А Ким, – обратился к нему хозяин ранчо. – Проводи этого господина в комнату, что в левом крыле дома, в конце коридора. Захвати его саквояж.

– Слушаюсь, хозяин, – бесстрастно отозвался «А Ким» и поднял с пола сумку Боба.

– Спокойной ночи, молодой человек, – сказал Мэдден. – О вас позаботится этот китаец. Он хоть и недавно у меня, но довольно расторопен. Если что надо, обращайтесь к нему. Надеюсь, за ночь вы отдохнете после вашего трудного дня.

Сделав вид, что не понял иронии хозяина, Боб попрощался с ним и отправился вслед за шаркающим туфлями китайцем в другую часть дома. Идти пришлось через внутренний двор, патио, о котором рассказывала Паула Вэнделл. В небе сверкали яркие холодные звезды пустыни. Ветер еще больше усилился. Стало очень холодно.

Войдя в отведенную ему комнату и увидев дрова в камине, Боб тут же кинулся разжигать огонь.

– Простите, сэр, но это мое дело, – мягко, но настойчиво отстранил его слуга-китаец.

Убедившись, что дверь плотно закрыта, Боб шепотом поинтересовался:

– Расскажите же мне, мистер Чан, что произошло. Неторопливо разжигая камин, детектив принялся так же неторопливо рассказывать:

– Внимательно проанализировав наше дело, я пришел к выводу, что мне, пожалуй, не следует дальше ехать поездом. Из Бэрстоу в дальнейший путь я отправился на грузовичке одного из моих соплеменников, который развозит по округе овощи. Решив, что китайцу, который ищет работу, логичнее появиться на ранчо днем, я так и сделал. Запомните, сэр, меня зовут А Ким, я повар. Какое счастье, что я в ранней молодости освоил эту нелегкую профессию…

– … а свою роль играете превосходно, – рассмеялся Боб.

– Всю свою жизнь, – все так же шепотом продолжал китаец, – я учился правильно говорить по-английски и кое-каких успехов достиг, если вы обратили внимание. А теперь я должен скрывать свое умение и коверкать язык, как это делают мои малообразованные сородичи. Не скажу, что это очень приятно, – пожаловался он.

– Не расстраивайтесь, мистер Чан, – едва сдерживая смех, успокаивал его Иден, – я уверен, вам недолго придется коверкать наш прекрасный язык. Наверняка вы уже убедились, что на ранчо все в порядке…

Боб замолчал, ожидая подтверждения, но китаец лишь пожал плечами.

– Не правда ли, здесь все в полном порядке? – удивленный Иден повторил свой вопрос.

На сей раз детектив дал исчерпытающий ответ:

– По моему скромному мнению, сэр, не все тут обстоит так, как нам хотелось бы.

– Вы заметили что-то подозрительное?

– Как бы вам сказать… Ничего особенного.

– Почему же в таком случае…

– Мне трудно это сформулировать, сэр, но что-то здесь не так. В глубине души я чувствую… А как вам известно…

– Оставьте, пожалуйста! В нашем деле мы не можем руководствоваться неясными предчувствиями и ощущениями. Факты, только факты! Мы приехали сюда для того, чтобы убедиться, здесь ли Мэдден. А раз он на месте, следует вручить ему колье и получить расписку. Именно это я и намерен сделать. И прямо сейчас!

На Чарли больно было смотреть – такой несчастный у него вид.

– Ох нет, сэр! Пожалуйста, не делайте этого! Позвольте заметить вам…

– Но поймите же, Чарли!.. Я могу вас так называть?

– Сделайте одолжение. Это большая честь для меня.

– Так вот, Чарли, я считаю, не стоит нам ломать комедию только из-за того, что мы имели глупость приехать сюда и должны оправдать этот шаг. Может, у китайцев и развито какое-то шестое чувство, но я лично не берусь объяснить наше поведение ни перед отцом, ни перед Виктором Джорданом. Перед нами поставили задачу – убедиться, здесь ли Мэдден. Он оказался здесь. Остальное нас не касается. Поэтому я прошу вас пойти к нему и сказать, что я хотел бы увидеться с ним через двадцать минут. Когда я войду к нему, вы подождете за дверью, пока я вас не позову. Затем мы вручим ему жемчуг, получим расписку – и дело сделано!

– Это было бы ужасной ошибкой! – запротестовал китаец.

– Почему? У вас есть хоть один конкретный довод?

– Мне трудно это объяснить словами, но…

– Никаких «но». Я намерен был все рассказать Мэддену, как только убедился, что он тут, на ранчо. Удержал меня только сделанный вами знак молчать. Я повиновался, думая, что вы успели узнать что-то о грозящей Мэддену или жемчугу опасности, но, коль скоро это не так, не вижу необходимости медлить. Всю ответственность я беру на себя.

Чан неохотно вышел, а Боб Иден уселся в кресло у камина и погрузился в глубокие раздумья. Тишина, как тяжелая, давящая завеса, опустилась на дом, на пустыню, окружающую его, на весь мир. Тишина какая-то гнетущая, которую, казалось, ничто не в силах разорвать.

Сидя у камина, Боб Иден размышлял над словами китайца. Вряд ли это просто неясные предчувствия, в конце концов он – детектив полиции, человек, привыкший оперировать фактами. Но будь у него факты, он бы поделился ими, ведь ясно же, что решение Боба немедленно отдать жемчуг кажется Чарли Чану опрометчивым. Тогда что он имел в виду? Да нет, чепуха, Чарли Чан – китаец и, как все на Востоке, склонен драматизировать события и поддаваться эмоциям. А сейчас он увлекся новой ролью хранителя сокровищ, и ему просто-напросто жаль так скоро с ней расстаться. Ему нравятся перевоплощения, он очень хорошо играет роль слуги, только, можно сказать, приступил, и тут же конец? Ну и пусть нравится, он, Боб, мыслит рационально, никаким неясным ощущениям и эмоциям не подвержен и намерен действовать честно и открыто! Только так!

Иден взглянул на часы. Прошло уже десять минут с тех пор, как Чан вышел. Еще десять – и он отправится к Мэддену, чтобы избавиться наконец от проклятого жемчуга. Поднявшись, молодой человек принялся расхаживать по комнате. Остановился у окна. Под неприютной, холодной луной тянулась серая, безжизненная пустыня, уходя далеко, насколько хватало глаз, на горизонте переходя в такие же неприютные холмы, черные и мрачные. По спине прошла дрожь. «Ну и веселенькое местечко! – пробормотал Боб. – Нет, это явно не для меня. Куда приятнее отражение фонарей на мокрых тротуарах, веселая суета на оживленных улицах большого города. Звон трамваев, толпы людей, толкотня, смех. А это… это безмолвие просто давит!»

И тут вдруг тишину ночи прорезал страшный крик. Боб Иден врос в землю. Крик повторился снова – страшный, душераздирающий: «На помощь! На помощь! Убивают! Брось этот револьвер! Спасите!»