Я пойду одна - Мэри Хиггинс Кларк

Последовала небольшая пауза, потом Альвира сказала:

— Зан, я знаю одну очень хорошую частную детективную контору. Если у тебя нет сейчас денег на это, я сама им заплачу. Если эти снимки — фотомонтаж, мы узнаем, кто оплатил такую авантюру. Погоди-ка. Не так. Если ты говоришь, что те фотографии — фальшивка, я тебе безусловно верю, но думаю, что тот, кто все это затеял, переиграл. Надеюсь, ты поставила свечу перед святым Антонием в тот день, когда заходила к Франциску Ассизскому.

— Я заходила… куда? — Зан было страшно задавать этот вопрос.

— В прошлый понедельник, примерно в половине шестого или без четверти шесть. Я как раз зашла в церковь, чтобы немножко пожертвовать святому Антонию, как обещала, заметила там одного человека, который следил за моим другом отцом Эйденом, и мне это не понравилось. Поэтому я просмотрела сегодня утром записи камер наблюдения, чтобы выяснить — может, это какой-то знакомый отца Эйдена? В нашем безумном Нью-Йорке предупрежден — значит вооружен. В церкви я тебя не заметила, но ты была на записи, вошла в храм и вышла уже через несколько минут. Я решила, что ты заходила помолиться за Мэтью.

«Понедельник, день, от половины шестого до без четверти шесть… Я тогда решила отправиться домой пешком и пошла прямо туда, — думала Зан. — На запад по Тридцать первой или Тридцать второй улице… но потом поняла, что слишком устала, и поймала такси.

Но я не заезжала в церковь Святого Франциска. Я знаю, что этого не делала.

Или делала?»

Зан осознала, что Альвира продолжает говорить и что-то спрашивает насчет ужина.

— Я приду, — пообещала она. — В половине седьмого.

Морланд повесила телефонную трубку и обхватила голову руками.

«Неужели у меня снова начались провалы в памяти? Я схожу с ума и украла собственного ребенка? Но если я его унесла тогда, то что сделала с ним? Если я не способна вспомнить то, что происходило меньше двух суток назад, то что еще могу забыть?» — в отчаянии спрашивала себя Зан.

В те дни, когда ему приходилось работать под прикрытием, детективу Билли Коллинзу не составляло труда изображать из себя бездомного босяка. Худой до костлявости, с резкими чертами лица, редкими седеющими волосами и печальным взглядом, он легко входил в доверие торговцев наркотиками как потенциальный покупатель дозы.

Но теперь, когда его перевели в полицейский участок Центрального парка, Билли приходил на работу в деловом костюме, рубашке и галстуке. Все это в сочетании с его мягкими скромными манерами заставляло людей при первом знакомстве воспринимать его как рядового, ничем не примечательного парня, возможно не блещущего умом.

Это суждение разделяли и многие подозреваемые в разных преступлениях, которых вводили в заблуждение скучные ординарные вопросы, задаваемые Коллинзом, и его кажущееся согласие с их версией преступных событий. Для большинства из них это оказывалось фатальной ошибкой. Острый как бритва ум сорокадвухлетнего Билли запоминал информацию, которая могла бы показаться тривиальной и не имеющей особого значения в тот момент, когда он ее слышал. Но если обстоятельства менялись, то Коллинз мог в одно мгновение извлечь нужные сведения из хранилища своей памяти.

Личная жизнь Билли была проста. Несмотря на свою унылую внешность, он обладал отличным чувством юмора, был прекрасным рассказчиком и бесконечно ценил Эйлин, свою жену, за которой начал ухаживать еще в старших классах школы. Коллинз говорил, что Эйлин единственная во всем мире сочла его достаточно интересным и именно поэтому он влюбился в нее навсегда. Два его сына, которые, к счастью, внешностью удались в красавицу мать, учились в университете в Фордхэме.

Билли оказался первым детективом, прибывшим на место преступления почти два года назад, когда в службу 911 поступило сообщение об исчезновении маленького ребенка. Он примчался туда с тяжелым сердцем. Наихудшей частью своей работы Коллинз считал дела, связанные с гибелью или похищением детей.

В тот жаркий июньский день он увидел Тиффани Шилдс, юную няню, которая, истерически рыдая, сообщила, что заснула рядом с коляской, а когда опомнилась — Мэтью уже не было. Пока полицейские обыскивали каждый квадратный дюйм парка и опрашивали всех тех, кто гулял неподалеку, порознь прибыли разведенные родители малыша. Тед Карпентер, отец, готов был поколотить Шилдс, признавшуюся, что она спала. Зан Морланд, мать, выглядела зловеще спокойной, и ее реакцию Билли оценил как крайнее потрясение. Даже по мере того, как шли часы, никаких следов Мэтью не обнаруживалось, не находилось ни единого свидетеля, который мог бы заметить, как его уводят или уносят, ее поведение не менялось.

С того дня прошло почти два года, но Билли Коллинз продолжал постоянно держать дело Мэтью на столе перед собой. Он тщательно проверил объяснения родителей по поводу того, где именно они находились в момент исчезновения ребенка, и слова каждого из них подтвердились свидетельскими показаниями. Коллинз расспрашивал обоих насчет врагов, которые могли бы ненавидеть их настолько, чтобы похитить ребенка. Зан Морланд неуверенно призналась, что вообще-то есть один человек, которого можно считать ее врагом. Это был Бартли Лонг, известный дизайнер по интерьерам, но тот с презрением отверг мысль о том, что мог бы похитить ребенка своей бывшей служащей.

— Если Зан Морланд говорит подобное, то это лишь подтверждает мое мнение о ней, — с гневом и отвращением заявил Лонг Коллинзу. — Сначала она практически обвинила меня в смерти своих родителей, потому что у ее отца не случилось бы сердечного приступа по дороге и автокатастрофы не произошло бы, если бы они не поехали встречать ее в аэропорт. Александра, видите ли, думала, что если бы ей не приходилось так много работать на меня, то она чаще виделась бы со своими родителями. Теперь эта особа решила, что я похитил ее ребенка! Детектив, окажите услугу самому себе. Не теряйте времени понапрасну, не ищите там, где ничего не найдете. Что бы ни случилось с бедным малышом, это произошло потому, что его ненормальная мамаша допустила несчастье.

Билли Коллинз внимательно слушал, но в конце концов доверился своему инстинкту. Из всего того, что он узнал, следовало: злость Бартли Лонга на Зан Морланд была вызвана тем фактом, что она стала его соперницей в бизнесе. Но Билли быстро решил, что ни Лонг, ни Морланд не имели никакого отношения к исчезновению маленького мальчика. Он всем сердцем и душой верил в то, что Зан оказалась жертвой, глубоко раненной, готовой перевернуть небо и землю, чтобы возвратить своего ребенка.

Именно поэтому, когда вечером во вторник ему позвонили и сообщили о поразительном повороте в деле Мэтью Карпентера, ему захотелось тут же прыгнуть в машину и помчаться из дома в Форест-хиллз, что в Квинсе, в участок.

Но шеф велел ему не суетиться и заявил:

— Пока мы знаем только то, что эти фотографии, проданные в паршивый журнальчик, могут быть и фальшивкой. Но если они настоящие, тебе необходимо иметь ясный ум, чтобы заново пересмотреть все дело.

Утром в среду Билли проснулся ровно в семь утра. Двадцать минут спустя, уже приняв душ, побрившись и одевшись, он ехал в город. К тому времени, когда детектив туда добрался, фотографии, опубликованные в «Тел-Олл уикли» и в Интернете, уже лежали на его столе.