Бессменная вахта - Эрнст Омурзакович Басаров

фашистов с очередных позиций и занять оборону в их же окопах.

Надо сказать, что боевого снаряжения и техники в этот период нам частенько недоставало. На редкость дождливая осень 1943 года сделала почти непроходимыми дороги. Мы, пехотинцы, с большим трудом преодолевали грязь бездорожья, а танки и артиллерия нередко отставали от нас. Застревала и часто подводила нас походная кухня.

…Шел конец ноября 1943 года. Ночами начались заморозки. Появились обморожения у многих бойцов, находившихся в окопах, а бои продолжались.

Как-то в очередной раз мы вынудили противника отступить, а сами на ночь окопались. Оправившись от удара, фашисты после сильной артподготовки начали контрнаступление, но оно было приостановлено нашими частями.

Дрались мы отчаянно, но на дополнительную помощь рассчитывать не приходилось. Каждый знал — подкрепления не будет и дрался за троих.

Убедившись в бесполезности атак, фашисты решили добить нас с воздуха. Самолеты повели обстрел наших позиций, с флангов им вторили минометы и орудия. Зенитных орудий у нас не было, с воздуха мы не были прикрыты, мы стреляли из винтовок в пролетавшие над окопами в бреющем полете самолеты.

Ненадолго все стихло. Потом заурчали моторы, показались танки, их было одиннадцать, шли они прямо в лоб. Наши силы были уже на исходе. Многих командиров убило или ранило. Мы собрали все имеющиеся в наличии гранаты, противотанковые ружья и приготовились к бою.

За нашими плечами было уже более полутора месяцев войны, а каждый бой закалял нас.

Решили подпустить немецкие танки на близкое расстояние. Обстреливая нас на ходу, они подошли почти вплотную. Была ли команда, я не слышал, но огонь мы открыли одновременно все. Фашистские танки дали ответные залпы. Все заволокло черным дымом. Стоял непрерывный грохот от взрывов. Стреляли из противотанковых ружей, винтовок по щелям танков, бросали гранаты и бутылки с горючей смесью под гусеницы. Из всех боев, в которых мне довелось участвовать, этот был, пожалуй, самым тяжелым. Мы, вооруженные в основном одними винтовками и гранатами, противостояли врагу, вооруженному до зубов. Бой длился в течение дня. Мы вышли победителями.

Вечером отошли во второй эшелон, а утром, подкрепленные новым пополнением, наши части вновь пошли в наступление. Почти беспрерывные бои шли трое суток.

Наша задача — любой ценой продвинуться вперед, в направлении Александрии, которая была ключом к таким важным пунктам, как Знаменка и Кировоград.

Напряженные, кровопролитные бои шли за каждый населенный пункт, каждую высоту.

…Одна из контратак фашистов была особенно яростной, гитлеровцам удалось подняться на высоту. Наши солдаты били врага штыками, прикладами, даже раненые поднимались с земли и вступали в рукопашную схватку.

Рядовой Радичев в упор расстреливал фашистов, огнем прокладывал дорогу вперед. Будучи раненным в ногу, а затем в руку, он продолжал драться. Пулеметчик Федор Николаевич Попов не прекращал огня до тех пор, пока его пулемет не был раздавлен немецким танком. Сам он, оставшись в живых, продолжал расстреливать гитлеровцев из винтовки. До последнего патрона, до последнего вздоха сражались солдаты Александр Бобров, Алексей Зубков.

Кровь героев была пролита не зря. Они удерживали важный рубеж до подхода наших танков.

…Мне и солдату Струкову командир поручил уничтожить беспокоившую нас огневую точку на левом фланге. Приказ мы выполнили, пулемет замолчал, наши солдаты вырвались вперед и заняли выгодные позиции.

В этом бою я был тяжело ранен в бедро, а Струкову вражеская пуля раздробила кисть руки. Перестрелка продолжалась, и выбраться с передовой не было никакой возможности. Пошел дождь со снегом, невыносимо болела нога, тело окоченело от холода, пальцы ног примерзли к ботинкам. Я потерял сознание.

Очнулся: кругом тихо, ночь. Я крикнул — никакого ответа. Соседи по окопу молчали, зато тут же «откликнулись» фашисты, моментально открыли прицельный огонь и повесили осветительные ракеты. Я подумал: наши, измотав силы, не сумели удержать занятую позицию и, воспользовавшись темнотой, отошли. Это означало или плен, или мучительную смерть.

Я не мог не только двигаться, но даже повернуться. На всякий случай нащупал винтовку и положил рядом. Казалось, надежд на спасение не оставалось.

В этот момент я услышал шаги, которые приближались ко мне от окопов врага. Идут осторожно, никаких разговоров не слышно, все ближе и ближе. Я решил, что это немцы. Вот шаги совсем рядом. Чей-то тяжелый сапог придавил мою раненую ногу. От невыносимой боли я вскрикнул. Опешив, двое неизвестных тотчас залегли. С передней линии врага в ответ на мой крик взлетели ракеты и затрещали пулеметные очереди.

Слышу вопрос: «Кто тут?». Отвечаю: «Свои!». В нескольких словах шепотом сообщил, что ранен, двигаться не могу…

Оказалось, эти двое ходили в разведку к немецкой линии фронта. Все это происходило в нескольких сотнях метров от линии фронта. Немцы вновь повесили осветительные ракеты и открыли огонь. Сколько времени и какое расстояние они меня тащили, не знаю, так как временами от сильной боли терял сознание.

В ночной тьме послышался шум и скрип телеги.

Двое солдат на повозке направлялись в свою часть. Разведчики опустили меня на землю и стали договариваться с обозниками, чтобы те доставили меня в медпункт. И тут, бывает же такое, как раз в это время лошади рванули вперед, и моя раненая нога попала под колесо. Я опять громко вскрикнул. И опять стрельба со стороны немцев. Заработали пулеметы и пушки. Повисли осветительные ракеты. Нельзя было медлить, иначе немцы могли накрыть нас прицельным огнем. Меня мигом подняли, уложили в бричку, и мы помчались в ночную мглу.

Скрылись и разведчики. Тогда я, конечно, не мог ни расспросить, ни узнать фамилий и имен своих спасителей. До сегодняшнего дня не дает мне покоя вопрос: кто же были эти ребята, живы ли они?

А мое «путешествие» на бричке продолжалось. Я лежу в повозке, почти доверху нагруженной винтовками, станковыми пулеметами и ящиками с патронами. Все это хозяйство ходит ходуном. Сопровождающие то бегут, то идут рядом, держась за вожжи. Кромешная тьма, дороги нет, неизвестно, в каком направлении мы движемся. Разговаривать нельзя: где-то рядом линия фронта.

Очнулся в полевом госпитале. Невыносимо болела нога.

Когда стали разматывать бинт, пропитанный кровью, оказалось, что он глубоко врезался в опухшую ногу. Рана начала гноиться, воспаление распространилось, была задета кость, пальцы ног обморожены.

Лежал я на соломе, на полу. Полевой госпиталь был переполнен. Медперсонал просто не в состоянии сразу же обработать всех раненых. Прошло несколько дней. Нас отправили на восток, в глубь страны.

Тишина, забота, чуткое обслуживание — все это было так непривычно после ада дней и ночей на полях сражений.

…Много фронтовых дорог прошел я по территории Польши и Германии,