Шоколадная война - Роберт Кормир

— Конфеты? — спросила она с горьким смехом, как будто Пол Консалво предложил ей самую нелепую вещь на свете. — Ты хочешь, чтобы я купила у тебя шоколадные конфеты?

Ребенок, на котором висел промокший на вид подгузник, ныл: «Мама… мама…» Где-то в глубине квартиры ревел другой.

— Это для хорошего дела, — сказал Пол. — Для школы Тринити!

Нос у него сморщился от запаха мочи.

— Господи боже, — сказала женщина. — Конфеты!

— Мамочка, мамочка! — заорал ребенок.

Полу было жалко взрослых, привязанных к своим домам и квартирам, где у них всегда по горло хлопот, и к детям, которых нельзя оставить без присмотра. Он подумал о своих собственных родителях и об их бессмысленной жизни: отец каждый вечер после ужина клюет носом, мать всегда выглядит усталой и измотанной. Для чего они вообще живут-то? Он старался проводить дома как можно меньше времени. «Куда тебя опять несет?» — спрашивала мать, когда он убегал в очередной раз. Как он мог объяснить ей, что ненавидит свой дом, что его мать и отец мертвы и сами этого не понимают, что если бы не телевизор, их жилище было бы не отличить от могилы? Он не мог сказать этого, потому что на самом деле любил их и, если бы среди ночи случился пожар, он бы спас их, с радостью пожертвовал бы ради них своей жизнью. Но, елки-палки, какая же там убийственная скука — ну что у них еще осталось такого, ради чего стоит жить? Они даже для секса уже слишком старые, хотя про это Пол старался не думать. Он просто не мог себе представить, что его отец с матерью когда-то и вправду…

— Нет, спасибо, — сказала женщина, закрывая дверь у него перед носом, все еще изумленно покачивая головой в ответ на его робкую попытку ее убедить.

Пол постоял на пороге, размышляя о том, что теперь делать. Весь день ему страшно не везло — он не продал ни единой коробки. Он и вообще занимался этим через силу, хотя лишний повод удрать из дому всегда был кстати. Но торговля все равно не захватывала его по-настоящему, и он действовал чисто механически.

Отойдя от многоквартирного дома, Пол стал раздумывать, какой из двух вариантов выбрать: пробовать все-таки что-нибудь продать, несмотря на свое невезение, или отправиться восвояси. Потом он пересек улицу и позвонил в другой многоквартирный дом. Здесь тоже жило пять или шесть семей, что повышало шансы найти покупателя, хотя во всех таких домах почему-то всегда воняло мочой.

* * *

Брат Леон выбрал Брайана Кокрана «добровольным» казначеем шоколадной распродажи. Это означало, что он обвел класс взглядом своих водянистых глаз, остановил его на Брайане, ткнул в него пальцем и — вуаля, как говорит преподаватель французского брат Эме, — Брайан стал казначеем. Эта работа внушала ему отвращение, потому что он жил в страхе перед братом Леоном. Никто никогда не знал, чего от него ждать. Брайан учился в школе последний год, и за прошедшие годы Леон много раз вел у него уроки и руководил внеклассными мероприятиями, но в его присутствии Брайану все равно было не по себе. Учитель был непредсказуем и в то же время все-таки предсказуем, что сбивало Брайана с толку — он никогда не считал себя докой по части психологии. Штука была вот в чем: ты знал, что Леон обязательно выкинет что-нибудь неожиданное — разве это не означает одновременно предсказуемость и непредсказуемость? Он любил устраивать экзамены без предупреждения — и он же мог вдруг превратиться в этакого добрячка, не давать контрольных неделями или дать, а потом выбросить результаты. Или придумать контрольную типа «зачет — незачет» (все знали, как он их обожает), причем составить ее из таких вопросов, которые сразу загоняют тебя в тупик, поскольку допускают чуть ли не миллион возможных ответов. И с указкой он чего только не вытворял, хотя эти фокусы приберегал в основном для новичков. Попробовал бы он изобразить что-нибудь из этой серии с кем-нибудь, скажем, вроде Картера — небось потом здорово пожалел бы! Но ведь не каждый у них в школе Джон Картер, глава Стражей, непревзойденный защитник футбольной команды и президент Боксерского клуба. С какой радостью Брайан Кокран согласился бы стать таким, как Картер, променял бы свои очки на мускулы, а свою математическую сноровку на хороший хук справа!

Кстати, о счете — Брайан Кокран начал заново проверять итоги продажи. Как обычно, наблюдалось расхождение между количеством якобы проданных конфет и реально собранными за них деньгами. Дурная привычка придерживать часть денег до последней минуты была распространена довольно широко. Обычно никто не придавал этому особенного значения: такова уж человеческая природа. Многие ребята, продав конфеты, тратили выручку на какое-нибудь важное свидание или вечеринку, а потом компенсировали недостачу деньгами, полученными на карманные расходы или в качестве платы за почасовую подработку. Но в этом году брат Леон вел себя так, будто каждый доллар был делом жизни и смерти. Брайана он уже вконец замордовал.

Как казначей, Брайан Кокран должен был в конце каждого дня обходить всю школу и записывать данные, которые сообщали ребята: кто сколько коробок продал и сколько сдано денег. Потом Брайан отправлялся в кабинет брата Леона и подводил общий итог, после чего являлся сам брат Леон и проверял отчет Брайана. Просто, казалось бы? Ан нет. Судя по поведению брата Леона в этом году, можно было подумать, что каждый ежедневный отчет — это какое-то грандиозное, эпохальное событие. Брайан еще никогда не видел, чтобы учитель так волновался, так нервничал. Поначалу ему было даже забавно смотреть, как он мается: пот лил с брата Леона градом, словно у него внутри был спрятан специальный насос. Когда Леон входил в кабинет и снимал свой черный пиджак — ему положено было вести уроки в костюме независимо от времени года, — под мышками у него темнели пятна, а пахло от него так, будто он только что отстоял десять раундов на ринге. Он дергался и суетился, перепроверяя цифры Брайана, грыз карандаш, расхаживал туда-сюда по комнате.

А сегодня он озадачил Брайана еще сильней, чем обычно. Леон велел передать во все классы отчет с указанием общего количества проданных конфет — 4582 коробки. Но это не соответствовало истине. Ребята продали ровно 3961 коробку и принесли деньги за 2871 из них. По сравнению с предыдущим годом торговля явно шла с отставанием, и денег было собрано меньше. Брайан не мог понять, зачем Леону фальсифицировать результаты. Он что, думает таким образом подстегнуть народ?

Вздохнув, Брайан еще раз свел в таблицу свои собственные данные — просто для уверенности, чтобы брат Леон не вздумал обвинять его, если что-нибудь не сойдется. У Брайана не было никакого желания ссориться с Леоном — в частности, поэтому он и согласился на роль казначея, даже не пикнув. Леон преподавал в его классе алгебру, и Брайану совсем не хотелось получать дополнительные домашние задания или хватать на экзаменах внезапные необъяснимые двойки.

Еще раз проглядев свои записи, Брайан увидел ноль рядом с именем Джерома Рено. Он усмехнулся. Это был тот самый девятиклассник, который вообще отказался продавать конфеты. Брайан покачал головой. Что за идиотская затея — идти против системы? Мало того, еще и против брата Леона? Паренек, должно быть, свихнулся.

* * *