Распутье - Егор Серебрянский

– Ты сейчас про Алаева или про моего Ваню?

Коша не ответил, но попытался растянуть губы в подобие улыбки.

– Елизавета Андреевна, нам с вами здесь долго сидеть. Снова. Давайте попытаемся не ругаться. Например, начните с того, чтобы поблагодарить меня за спасение – приказ нарушил, но явился и сделал все, как надо.

Я вздохнула, признавая его правоту. Но почему-то благодарить не хотелось – вот Саша тоже поучаствовал, и его я поблагодарю от всей души. Вспомнила:

– Или ты лучше начни с того, чтобы поблагодарить меня за твое спасение – это я по руке мужика ударила, хотя себя от шока не помнила!

– Благодарю, – спокойно отозвался он. – Видите, это совсем несложно – быть благодарным. Единственное, чего вам не хватает. Пойду чайник поставлю.

Я не совсем поняла, о чем он говорит, но переспрашивать не стала. Как-то слишком часто нам вдвоем приходится время коротать, прямо дежавю. Вот только здесь еще меньше места: комнатушка три на три и кухня полтора на полтора. Нам даже на пять метров друг от друга не отойти, чтобы отдышаться.

Но я ошиблась и едва на месте не подскочила, когда хлопнула дверь ванной. Оттуда вынырнула женщина и с веселой улыбкой сыронизировала:

– Вечер в хату, молодежь! В нашем полку все прибывает и прибывает. Спать по очереди придется.

– Анфис, у нас заварка кончается, – отозвался из-за косяка Коша.

– Ночью в круглосуточный сгоняю, закупимся.

У нее на волосах было закручено полотенце, возраст определить почти невозможно – я предположила, что около тридцати. Совсем без косметики и довольно симпатичная, черты тонкие, подошедшие бы и восемнадцатилетней девушке, но вокруг глаз мелкие морщинки от улыбки. На мокрое после душа тело была напялена короткая кожаная юбка и мужская футболка с растянутым воротом. Прошагала босыми ногами по грязному полу ближе ко мне, рассмотрела внимательно и определенно не узнала:

– Это ты девке скулятник разбил? Коть, ты совсем, что ли, пидорас? – женщина спросила мягко, без грамма агрессии. – Вот уж не ожидала, что ты пар на бабах спускаешь.

– Не, не я. Но повтори и угадай, кому я его разобью.

Я бездумно тронула занемевшую от боли щеку. Но в женщине ко мне жалости будто не было – просто интерес.

– Привет, я Лиза, – представилась я, пока не спросили.

– Классный браслетик, – она кивнула на платиновую цепочку на моем запястье и подмигнула. – Откуда ты такая, фря карамельная? Все, все, не ной. Отсидимся, пока шеф уладит, и разойдемся – каждый к своему стойлу.

Я не ныла и не плакала, просто дрожала от изобилия переживаний. И очень быстро поняла, что нам очень повезло с такой «сокамерницей». Ждать придется долго – вполне возможно, несколько дней, но Анфиса оказалась грубовато-веселой и прямолинейно-добродушной – она стала амортизатором напряжения. Но притом не допускала тишины, в которой я могла бы затосковать.

– Если я еще раз услышу эту историю, то на стену полезу, – признался Коша, закатывая глаза к потолку.

Мы не включали свет, но фонарь перед окном без штор был беспощаден – он делал все вокруг одинаково серым. Единственным ярким пятном оставались рыжие волосы Анфисы. Мы сидели втроем на матрасе и пялились на этот фонарь, как в экран телевизора. Женщина упорно называла меня «карамельной фрёй», что бы это ни значило. Но неожиданно за ней подхватил и Коша:

– Два глотка, фря, не сломаешься. У тебя трясучка не проходит.

Скосила на него глаза, но поняла, почему и он так называет – нет причин афишировать, кто я такая. Я резко выдохнула, но разведенный спирт все равно бил в нос. Зато история Анфисы в третий раз уже звучала смешнее:

– Я им сразу сказала, что группен по другому тарифу! Но они обдолбанные все, мама не горюй. Я нашим-то маякнула, чтобы выручали. Ну ничего, думаю, я тебе сейчас немного прикушу, чтобы знал, как честных давалок обижать. А другой ко мне сзади начал пристраиваться – вот у меня челюсть и свело. Кровищи, криков, полный пиздец, а таймер на секунды. Но ребята вовремя дверь вынесли, я даже по роже не успела прохватить. И чинно объясняют, что сами клиенты виноваты. А этот, который о мои зубы покалечился, оказался сыном какой-то шишки! А я их что, по форме яйцев различать должна?

Я завалилась на ее плечо, смеясь уже до слез. Она похлопала меня по лбу, продолжая:

– Иван Алексеич тоже чуть от хохота не помер. А потом давай ругаться – дескать, могла бы и по форме яйцев, у него и без меня проблем дохера. Сюда отправил – отсидись, говорит, мы уладим и тебя потом в другое заведение переведем. А здесь уже Котя сидит. Тоже, наверное, какой-то шишке хер обгрыз. Только пока не признается – но ничего, за пару дней сдастся!

Спирт подсказывал, что Иван и проституток крышует, а работа у девочек без такой крыши – просто ад. Про моего мужа Анфиса упоминала несколько раз – с подчеркнутой благодарностью и настоящим уважением. Хотя ей ли было на его понимание рассчитывать? Сам главный в ее вопрос вмешался и справедливо разрулил. Коша ни в чем признаваться не спешил, потому Анфиса треснула по кружке снизу:

– Давай-давай, фря карамельная, тару-то не задерживай!

На мой вкус, она была умопомрачительной в своей целостности. У нас на троих была одна кружка и одна металлическая миска, в которой умелица умудрилась сварить макароны. С магазина ночью еще и печенья принесла. У Анфисы наблюдалась такая бешеная энергетика, что она будто сразу стала главной хозяйкой дома, затмив нас с Кошей вместе взятых. Они здесь вдвоем уже четвертые сутки находились и точно не собирались скулить от скудного быта. И мне в такой компании скулить было стыдно. Мой телефон пропал во время гонки, но меня заверили, что когда закончится срок отсидки – нам непременно сообщат. Притом Коша еще и многозначительно глянул в мою сторону, словно подразумевая с иронией: «Про нас еще могут забыть, а вам-то, Елизавета Андреевна, точно сообщат».

Меня первой уложили спать. По полу сильно дуло, я радовалась хотя бы единственному матрасу. И когда алкоголь начал выветриваться, меня снова затрясло. Хребет мне куртку захватить не позволил, а в квартире не нашлось даже драного пледика. Черная полоса невезения началась, в нее даже отключенное отопление вписалось гармонично. Я стянула с гвоздя на стене Кошину кожанку и попыталась пригреться под ней.

Они вдвоем пили на кухне – не шумели, но все равно слышно из-за тонких стен. И этот день для меня стал открытием во многих вопросах. Кроме трудных будней проституток я была посвящена и в другие тайны: к примеру, Коша – все-таки не бесполое существо. Они, наверное, думали, что я крепко уснула, потому и не обращали внимания на невольную подслушивательницу.

Анфиса приглушенно смеялась. Похоже, и Коша смеялся, что-то ей нашептывая. Теперь и понятно было ее нежное к нему обращение – они с «Котей» так и коротали свое заточение до моего появления в квартире, я им не стала помехой.