Антиклассика. Легкий путеводитель по напряженному миру классической музыки - Арианна Уорсо-Фан Раух

Я отчетливо помню, как она дважды повторила «моя Кейтлин». Вместо «она» или просто «Кейтлин». Я была очень озадачена, потому что мне и в голову не приходило завидовать моей Кейтлин. (Но если бы я завидовала, то одна мысль о том, что моей Кейтлин придется провести всю свою жизнь под одной крышей с Ирен, исцелила бы меня от этой зависти.)

Я продержалась неделю, но потом сломалась, позвонила родителям и молила их о спасении.

Они отнеслись к этому с пониманием. Моего папу, такого же любителя кунжута, особенно впечатлила история про французские тосты. Он сделал несколько звонков, и на следующий день меня переселили в другие, значительно менее психологически травмирующие апартаменты. Это был второй из самых младших номеров: в нем жили 16-летние девушки и 20-летние парни, с которыми те девушки спали. У парней были поддельные документы и любовь к травке. (На протяжении следующих недель меня шокировало абсолютно все, что я видела. К моменту отъезда меня уже ничто не удивляло – и никогда больше не удивит.)

Я упоминаю это не для того, чтобы подставить своих родителей (хотя они, несомненно, считают именно так), а чтобы показать, что Ирен – классический пример доминирующего в классической музыке архетипа: сценический родитель.

Музыкальные корни сценического родителя

Когда вы думаете о сценическом воспитании, у вас наверняка возникают ассоциации с голливудской мамочкой Диной Лохан, или с театральной Роуз Томпсон Ховик, или с любым человеком, чей ребенок участвовал в реалити-шоу[64]. Но Леопольд Моцарт выставлял Вольфганга напоказ по всему континенту за сотни лет до того, как интернет разнес в пух и прах Венди Диккей за то, что она нарядила своего трехлетнего ребенка в костюм проститутки на шоу «Коронованные детки».

Леопольд – будем называть папу-Моцарта по имени, чтобы не запутаться – композитор, скрипач, учитель. Он был известен и до того, как его сын добился успеха, благодаря трактатам об игре на скрипке[65]. Такой талант, как Моцарт, встречается раз в сто лет (позаимствуем это выражение у Ирен), но его интерес к музыке и музыкальное образование не случайны. Любой из детей Леопольда должен был стать успешным музыкантом – и начать этот путь очень рано. (Подтверждение тому – Мария Анна, дочь Леопольда и старшая сестра Моцарта, тоже превосходный музыкант.) Леопольд был менеджером и рекламным агентом Моцарта (и Марии Анны тоже) и организовал трехгодовое семейное турне с 1763 года – когда Моцарту было 7 лет – по 1766-й.

Были и другие родители, которые гудели о своих вундеркиндах, потому что в то время дети-гении были в моде. Можно даже утверждать, что классическая музыка породила сценических родителей.

Со времен Моцарта классическая индустрия и уровень конкуренции в ней только увеличились, поэтому неудивительно, что вместе с этим выросло и количество сценических родителей. Кстати, я не говорю о таких родителях, как мой папа, который записывал наши уроки и помогал с репетициями. В мире консерваторий он не считается сценическим родителем – он просто родитель. Я говорю о тех, кто наряжает своих низких двенадцатилеток в пачки и банты, чтобы те сошли за шестилетних. О родителях, которые ставят хореографию выступлений так, что некоторые движения должны быть исполнены за секунду и чтобы каждому повороту соответствовало определенное выражение лица. О тех, кто запирает своих детей в комнатах для занятий и привязывает их к фортепиано или пюпитрам, чтобы заставить детей репетировать. Вы можете встретить полчища таких родителей каждую субботу: они исследуют коридоры лучших консерваторий Америки и устраивают лагеря в пустых репетиционных комнатах[66].

У моей сестры Марины – прекрасной виолончелистки, которую я упоминала в главе 3, – первое столкновение со сценическим родителем произошло всего через несколько недель после моей встречи с Ирен. Мы присоединились к подготовительной программе в Консерватории Новой Англии (и эффектно появились в мире классики), и она выиграла место главного виолончелиста в программе Youth Repertoire Orchestra. Это был оркестр для младших музыкантов, где большинство учеников все равно оказались старше нее, и это было абсолютным триумфом для такого аутсайдера, как Марина. Несколько недель спустя место у нее отобрали и отдали мальчику по имени Тристан[67], которого изначально поместили в конце оркестра, однако он медленно, но верно продвигался вперед, пюпитр за пюпитром, неделя за неделей. (Марина описывает это как сцену из фильма ужасов: каждый раз, когда она оборачивалась, Тристан оказывался еще на метр ближе.) В предпоследнюю неделю, когда Марина пришла на репетицию, она обнаружила, что он заменил ее партнера, а несколько дней спустя моим родителям позвонили из администрации с извинениями и объяснили, что решили отдать Тристану ее место. Только позже мои родители узнали, что это решение обусловлено стараниями матери Тристана.

Самым глупым во всем этом, помимо факта, что это бесплатный оркестр для детей десяти лет, концерты которых редко посещал кто-то, кроме их родителей, было то, что Марина и Тристан плевали на все с высокой колокольни. Марина даже начала встречаться с Тристаном вскоре после этого. И не в качестве возмездия или саботажа, как я предлагала[68].

Впрочем, Марина – виолончелистка.

Виолончелисты – лучшие

Если вы когда-нибудь застрянете на необитаемом острове с возможностью выбрать классического музыканта, который окажется там вместе с вами, выбирайте виолончелиста. Не уверена, что такого особенного в виолончели, что притягивает столько восхитительных и добродушных людей, – может, мягкое звучание или то, что люди с кофрами для виолончели за спиной похожи на очаровательных огромных черепах, – но не случайно два моих самых любимых в мире человека (моя сестра и Андоверско-Джульярдская лучшая подруга Мета) выбрали именно этот инструмент.

Еще одно преимущество заключается в том, что слушать репетиции виолончелистов не так тяжело, как репетиции других музыкантов. (Ладно, репетиции на фортепиано я люблю еще больше, но только если инструмент хорошо настроен – что маловероятно на пустынном необитаемом острове.)

Виолончель, как вы знаете, что-то вроде большой скрипки[69]. Но пропорции виолончели совсем другие, и на ней играют, когда инструмент стоит на остром металлическом наконечнике, который называется шпиль. (Кстати, если вы впервые встречаете слово «шпиль» в таком контексте, это доказывает мою идею о природе виолончелистов. Если бы у певцов были шпили, вы бы уже видели это слово в многочисленных заголовках, повествующих о страсти и возмездии.) А еще это универсально применимый инструмент: он часто служит гармонической поддержкой для изящных мелодий, но иногда может надеть шляпу, взять трость с серебряным