Ледяной демон - Мишель Пейвер

оленя. Волк принялся его грызть, а Торак, не отрываясь, за ним наблюдал, поэтому не увидел, а скорее почувствовал, как Ренн подошла и опустилась рядом с ним на колени.

– Где ты? – с грустью спросила она. – Я скучаю по тебе. Куда ты ушел?

У Торака возникло чувство, будто кусок мяса застрял в горле.

Ренн взяла его за руку. Он стиснул ее пальцы.

– Я внутри черной сети, – сдавленно ответил Торак. – Обгоревшие черные корни и ветки… жуткий треск. Очень много боли. Лес исчез, все умерло…

– Может, не все. Та еловая веточка…

– Оглянись вокруг, Ренн!

– А как же Лес на востоке? Ты как-то видел его с Гор. Может, с ним ничего страшного не случилось? Надежда еще остается!

Торак тяжело вздохнул.

– Знаю, но я ее не чувствую. Иногда я вообще ничего не чувствую, в такие мгновения вокруг меня сжимается эта черная сеть. А иногда я все чувствую так остро, как будто с меня содрали кожу и любая мелочь причиняет боль… Когда Волк хочет со мной поиграть, то, как ты на меня смотришь… – Торак потрогал ребра. – И постоянно – горе… – Он осекся. – Я все время его чувствую. И не могу вырваться.

– И этот медведь, – сказала потрясенная Ренн, – ты решил забрать его добычу, чтобы вырваться из черной сети?

Торак кивнул:

– Опасность – единственное, что мне помогает. И еще боль.

Он с силой ударил костяшками пальцев по камню.

– Не надо.

– Почему? Я заслуживаю наказания за то, что подверг твою жизнь опасности.

– Нет! – Ренн взяла Торака за руку. – И ты все время носил это в себе.

– Не хотел тебя беспокоить.

– Думаешь, мне было все равно, когда ты вдруг начал превращаться в чужака?

– Прости.

– Ладно, теперь, когда ты рассказал, это уже не важно.

Огонь зашипел и начал плеваться. Ренн уложила ляжку оленя на угли и сказала, что в мешочке со снадобьями есть еловая кора и свисающий с веток деревьев мох и она может сделать примочку для его ободранной щеки.

Ее волосы отливали красным и желтым, словно осенние листья. Торак знал, как это – погружать в них пальцы или прижиматься лицом к ее шее и вдыхать теплый можжевеловый запах. Теперь, когда он обо всем рассказал, стало намного легче. Он даже не представлял, какой тяжелой ношей была тайна о черной сети.

Волк лежал на животе и грыз голяшку. Ренн смотрела на тлеющие угли, ее глаза бегали туда-сюда, так всегда бывало, когда она о чем-то глубоко задумывалась.

Наконец она, медленно подбирая слова, сказала:

– Черная сеть. Она появилась, потому что твоя душа блуждала в Лесу.

Торак тяжело сглотнул ком в горле:

– Думаю, да.

– Ты подобрался слишком близко к деревьям… И теперь, когда Первое Дерево ушло, а Лес смертельно ранен, ты чувствуешь его боль.

Тораку в голову не приходило, что его состояние может быть связано с Первым Деревом, но Ренн – колдунья и видела дальше обычных людей.

Она хмуро потыкала ножом ляжку на углях.

– Интересно, при чем здесь медведь?

– Ни при чем, – сказал Торак.

Ренн покачала головой:

– До сегодняшнего дня ты всегда избегал медведей.

– Я один? – фыркнул Торак.

– Ты знаешь, о чем я. Твой отец.

Торак притворился, будто не понимает, но на самом деле Ренн была права. Не было ни разу, чтобы он, увидев в Лесу медведя, не вспомнил об отце. И всегда перед глазами возникала одна и та же картина случившегося в ту последнюю ночь: отец лежит на земле со вспоротым животом, его кишки блестят при свете костра, а в налитых кровью глазах – агония.

Волк поднялся и, подойдя к Тораку, прислонился плечом к плечу.

Ренн взяла лицо Торака в ладони и поцеловала в губы.

– Волк прав, – сказала она. – Мы найдем способ облегчить твою боль. Вместе обязательно найдем.

* * *

Они покинули убежище вскоре после полуночи и начали подниматься по склону оврага, который, как казалось, вел на вершину Щита. Оттуда они надеялись увидеть, как солнце впервые после двух месяцев Темноты появляется над Горами.

Ночь была морозная, в небе сверкали звезды. Торак шел за Ренн и Волком и впервые после удара Звезды-Молнии на душе было не так тяжело.

В предыдущее Пробуждение солнца племя Воронов приветствовало его, лакомясь сотами с медом. Люди разжигали на вершине холма огромный костер и пускали стрелы в небо.

Торак думал о том, что сейчас делают Фин-Кединн и Дарк.

Полоска неба над головой постепенно светлела. Рек с Рипом, которые летели над оврагом, возбужденно закаркали. Ветер стих – он тоже ждал, когда солнце выйдет из пещеры.

Ренн карабкалась вверх по склону оврага и вдруг замерла:

– Ты это слышал?

– Что?

– Кажется… я слышала сойку!

Прислушались. Да – с противоположной стороны Щита доносился далекий щебет.

Ренн рассмеялась, не веря ушам:

– Точно – сойка! О Торак, это ведь значит, что деревья живы!

Торак не ответил. Небо постепенно светлело, и он заметил на снегу следы.

– Смотри! Это следы белой куропатки! А вон те – лисы… А вот – заяц и снеговая полевка! Все следы свежие!

Поднявшись выше, они набрели на след лося.

– Он шел к вершине Щита, это хороший знак!

С этого места они шли по следу лося, так двигаться по снегу было намного легче. Прошли мимо замерзшего водопада с длинными, похожими на копья сосульками. Снова услышали пронзительный щебет сойки… и высокие крики галки, которые приветствовали наступающий рассвет.

Наконец они добрались до вершины Щита, там их уже ждал Волк.

Землю внизу они не видели – та еще оставалась в тени Гор, но небо над горными вершинами окрасилось в розовый цвет.

Ренн с Тораком стояли и молча смотрели на небо. Розовая полоска постепенно стала ярко-красной… расширилась и превратилась в оранжевую… А потом словно произошел беззвучный взрыв, и небо засверкало, и появившийся край солнца согрел лица и окрасил снег в золотистый цвет.

Ренн завопила от радости и пустила в небо стрелу. Торак улыбался от уха до уха. До этого мгновения он не был уверен в том, что когда-нибудь снова увидит солнце.

– О Торак, ты только посмотри на это!

Звезда-Молния превратила Мертвые Земли у них за спиной в огромный черный клин, но перед ними солнце заливало светом земли, полные жизни. Щит – так назвали эту гряду люди, она и была щитом, потому что прикрывала собой всю южную половину Глубокого Леса.

Торак смотрел на долины. Сосны, ели, дубы, рябины, березы… Все деревья были живы и, не сгибаясь, стояли, укрывшись в сверкающие