Между строк - Ирина Васильчикова

— Что это было? — Первым, как ни странно, пришел в себя Мишка.

Мы потихоньку дошли до нужного корпуса, уже осознавая, что этот визит запомнится надолго. Главврач принял нас без особой радости, но все-таки предупредил своих подчиненных о нашем визите, написал на бумажке номера нужных корпусов и объяснил, как дойти. Также он предупредил, что фотографировать больных без их согласия и разрешения врачей запрещено.

— Ох, журналисты, везде-то вы свои носы суете. Хорошо еще, что в труповозку не проситесь.

Мы попрощались и пошли разыскивать нужные корпуса. И надо же такому случиться — заблудились! А спросить было не у кого. Минут десять плутали по территории и за это время насмотрелись всякого.

Фотоаппарат висел у Мишки на шее, как всегда. Вдруг откуда-то появились две женщины. На буйных они похожи не были, на совсем «сдвинутых» тоже. Одна из них, вежливо поздоровавшись, стрельнула у Мишки сигарету. Потом, чтобы как-то поддержать беседу, стала расспрашивать о достоинствах его аппаратуры. Мишка охотно отвечал.

— Вы его так спокойно открытым носите. А шторки на солнце не сгорят?

— Не сгорят, — придя в себя, ответил Мишка.

Женщины попрощались и пошли куда-то по своим делам.

Мы наконец нашли нужный корпус и отделение, оказавшись у надежной и прочной двери. Позвонили, представились. Нас нехотя, пустили. Это было отделение, как его охарактеризовал главврач, «мужское буйное». Нас встретил завотделением. Опасаясь за наше здоровье и безопасность, показывать свои владения он не стал. Зато прочел часовую лекцию о психиатрии, весьма интересную. Именно в его кабинете мы избавились от многих стереотипов и ложных представлений об этой области медицины.

Потом наше воображение поразили санитары. Я думала, такие богатыри бывают только в сказках. Пресловутые «шкафы с антресолями», встречающиеся почти на каждой вечеринке, не шли с ними ни в какое сравнение. Но когда мы уже уходили, нам повстречался человек, забыть которого тоже трудно. Он не был высок и широк в плечах, не был «качком». Обычный мужчина среднего роста, нормального телосложения. Но на его руках выступал и был отчетливо виден каждый мускул, очевидно, санитар здесь трудился не один десяток лет.

Следующим пунктом нашего назначения было «пограничное отделение», где восстанавливают подорванное стрессами здоровье люди с психозами, неврозами, депрессиями и так далее. И тут тоже на входе была массивная дверь, но то, что мы увидели за ней, поразило наше воображение. Нас встретила приветливая улыбчивая женщина, завотделением. Она с удовольствием рассказывала о новых методах лечения, показывала свое хозяйство. Там были кабинеты иглоукалывания, ароматерапии — прямо как в санатории. Да и интерьер никак не «монтировался» с профилем заведения. В комнате отдыха были резные деревянные панно, на окнах — симпатичные занавески. Все интерьеры — мягких пастельных тонов. Лепота! Именно от Натальи Анатольевны мы узнали, что пациенты ее отделения часто возвращаются к нормальной жизни благодаря трудотерапии.

— Эти панно сделаны нашими пациентами. Да-да, не удивляйтесь. Мы сначала тоже сомневались. Ведь давать острые, колюще-режущие предметы человеку в таком состоянии… небезопасно. Но потом решили попробовать. Результаты превзошли ожидания. Ведь когда человек занят делом, интересным любимым делом, он не зацикливается на болезни, и она либо отступает, либо принимает более мягкие формы течения. А еще у нас есть своя теплица, участок, где больные разводят цветы, в общем, работают с землей.

Так вот оно что! Вот откуда был утренний «человек с косой»! Трудотерапия в «Кащенко». Кто бы мог подумать… Мы еще несколько минут поговорили и попрощались с Натальей Анатольевной, поскольку нам предстояло посетить «женское буйное».

Там была совершенно другая атмосфера, атмосфера «дома скорби». Было как-то неуютно, не по себе. Первая встреченная нами пациентка поздравила нас с Новым годом. Потом нас приняли за инопланетян, даже высказали предположение, из какой галактики. Все это было не смешно, не так, как показывают в кино, где человек «не в себе» становится объектом насмешек, где над его репликами полагается смеяться, потому что это комедия. Это была жизнь, одно из ее проявлений. Было жалко этих женщин, потому что «не дай мне, Бог, сойти с ума, уж лучше посох и тюрьма». И рассказ завотделением был не таким оптимистичным, как у Натальи Анатольевны, потому что ее пациентки не вышивали крестиком и не разводили цветы. Из их поля зрения лучше было убирать предметы. Любые. На всякий случай. Потому что во время обеда во врача могла быть запущена кружка из-за того, что он «пособник темных сил». Или еще по какой причине, невероятной для нормального человека. Мадина Донатовна неохотно рассказывала о таких случаях.

Но вот дорожка выводит нас к воротам, и пряничные домики из темного кирпича остаются позади. Хочется поскорее уйти отсюда, сесть в метро, раствориться в толпе и зажить своей привычной жизнью, своими проблемами. И настроение уже не такое радостное, как утром. Вот уж правда — знания множат печали.

Потом, когда я делала интервью с Николаем Бокашевским, я не могла не вспомнить спектакль «Придурок», действие которого происходит в психушке.

— Декораций минимум, но все очень реалистично. Такое ощущение, что попадаешь туда.

— Извини, а что, есть с чем сравнивать?

— Есть. С «Кащенко». Летом, когда нечего было в номер ставить, мы делали оттуда репортаж. Впечатления, скажу я тебе, те еще.

— Да, угораздило тебя. У нас, правда, недавно на спектакле случай был. Если помнишь, герой в финале вешается. Так с одной зрительницей случилась истерика: она решила, что повесился актер, причем по-настоящему. Еле ее успокоили…

Но это будет потом. А пока мы, ненадолго забежав в редакцию, пошли с Машкой обедать в наше любимое кафе «Блинчики», где можно было вкусно и недорого пообедать, а интерьер в веселых желто-красных тонах возвращал к жизни после любой депрессии и неприятностей.

Когда мы вернулись в редакцию, нас ждал очередной сюрприз: на возникшую «дырку» почти на полосу опять нечего было ставить. Поломав мозги так и эдак, начальство решило сделать репортаж из ЗАГСа. Вся соль в том, что надо было описать в красках, как однополая пара просит ее зарегистрировать. Добровольцев не нашлось. Кроме того, пришлось помучиться, чтобы найти в редакции людей без штампа о браке. Так что нам с Машкой снова пришлось прикрывать амбразуру.

— Давай оставим это на завтра. С утра и пойдем. Сегодня уже сил ни на что нет, ни моральных, ни физических, — взмолилась Машка.

— Давай. Я только с подругой переговорю, и по домам.

— Хорошо.

Я позвонила Марине, с которой дружила с первого класса. Марина была юристом и частенько меня выручала, а я в качестве благодарности водила ее в театры. К тому же от моей редакции до ее офиса было пять минут пешком. Надо лишь перейти дорогу.

Я уже стояла у лифта, но смутное ощущение того, что я что-то забыла, не покидало. Изучив содержимое сумки, вдруг поняла, что забыла самую главную, жизненно необходимую вещь — «склерозник». Пришлось возвращаться. Говорят, это плохая примета, так что я, шагая по коридору, была готова ко всему. Дверь в нашу комнату оказалась открытой, и я слышала голоса Макса, фоторедактора Лауры и фотографа Влада.