Тревожные будни - Стефан Антонович Захаров

с узорными литыми решетками.

На западном берегу пруда находились большая площадь, окруженная магазинами, торговыми рядами и увеселительными заведениями, куда и стремился Прохор. В ресторан «Пале-Рояль» бывший ротмистр спешил сегодня с совершенно определенной целью: приглядеться к богатым посетителям, высмотреть среди них «карася» с туго набитым бумажником, а потом... потом этого «карася» как-нибудь обчистить. Возвращаться к Фаддею Владимировичу он пока не собирался. С солидными деньгами нетрудно сесть в любой пассажирский поезд и уехать из проклятого города, где Прохор не чувствовал себя в полной безопасности.

Конечно, с меньшим риском можно было остановить на темной улице какого-нибудь прохожего, припугнуть его пистолетом... Но прохожий мог оказаться и без денег, и без часов, и без иных ценных вещей. А такая случайная «работа» ротмистра не устраивала: он привык действовать по заранее продуманному, четкому плану.

XXI

Неторопливо, с достоинством Прохор снял серую каракулевую шапку и разрешил подобострастному старику-швейцару в позолоченном пенсне стянуть с плеч шубу. Шапка, как и шуба, принадлежала Фаддею Владимировичу. Но если шубу библиотекарь, хоть и с неохотой, согласился одолжить своему гостю на нынешний вечер, то в шапку вцепился обеими руками.

— Не дам, не дам! Это подарок покойной Валентины Георгиевны!

— Молчать! — окрысился Прохор и, размахнувшись, залепил Фаддею Владимировичу увесистую пощечину.

Теперь, стоя у массивного стенного зеркала, обрамленного курносыми серебристыми амурами, ротмистр с усмешкой вспоминал, как быстро подавил бунт библиотекаря. Да, он, Прохор Побирский, умеет властвовать над людьми! Покусывая губы, Прохор с удовольствием смотрел на свое отражение в зеркале: густая черная борода, очки в дорогой оправе, сюртук из касторового сукна (позаимствованный все у того же Фаддея Владимировича), цепочка от часов — чем не владелец какого-нибудь доходного дела! Да, с таким обликом можно явиться хоть куда. Пожалуй, покойный отец, Александр Гаврилович, и тот не узнал бы родного сына...

Пригладив волосы, Прохор степенно прошел в зал. Огромная люстра, висевшая под расписным потолком, переливаясь разноцветными огнями, освещала все его углы. По квадратам паркета кокетливо скользили молодые официантки в накрахмаленных передничках. Новый хозяин «Пале-Рояля» признавал только женский обслуживающий персонал.

Но посетителей в ресторане, к удивлению Прохора, оказалось не так уж много.

«Значит, еще не время, соберутся позднее», — подумал он и направился к свободному столику у крайнего окна, задернутого шторой. Большая пальма в кадке отгораживала этот столик от зала и позволяла Прохору наблюдать за публикой.

Появившаяся рыженькая остроносая официантка заученным тоном любезно спросила:

— Что, барин, желаете заказать? Пиво имеем свежее, сегодняшнего привоза. Мадера тоже только что получена. Могу рекомендовать из закусок семгу, паюсную икорку...

— Покажите, барышня, меню, — небрежно сказал Прохор.

— Извольте!

Когда-то он, богатый наследник извозного дела «Побирский и сын», развлекался здесь до утра, швырял сотенные кредитки, танцевал с красивыми женщинами. А теперь приходится сверяться с меню: цены в «Пале-Рояле» для таких, как Прохор, пока кусаются. Зато, если сегодня повезет с «карасем»!..

Ротмистр долго и внимательно изучал поданный листочек и наконец не свойственным ему извиняющимся тоном произнес:

— Пожалуйста, бульон из курицы... Салат картофельный... Все.

— Вина, пива прикажете?

— Бутылку пива.

— Что, барин, мало?

— Для начала достаточно, после закажу еще.

— Слушаюсь!

Хотя, по понятиям официантки, — а это было видно по выражению ее глаз, — клиент и потребовал себе нищенский ужин, все же на столике быстро появились фарфоровые тарелки, блестящие столовые приборы и хрустальный бокал. А минут через пять Прохор уже наливал в этот бокал светлое пенящееся пиво.

Не успел он, однако, приступить к своей трапезе, как по залу прошел оживленный шепоток. Прохор выглянул из-за пальмы и увидел на полукруглой эстраде, по бокам которой возвышались тяжелые тумбы с бюстами каких-то древнегреческих мудрецов, юркого лысого человечка во фраке. Улыбнувшись, человечек шаркнул ножкой и с шиком объявил:

— Любимица наших уважаемых гостей, несравненная Ирина Глебова! Песни современной улицы! Прощальная гастроль перед отъездом на Ирбитскую ярмарку.

««Ярмарку? — мысленно изумился Прохор. — В Ирбите опять ярмарка?»

Вслед за лысым человечком на эстраду вышла широкоплечая брюнетка со следами былой красоты, в яркой шали и с гитарой под мышкой. Чуть наклонившись к гитаре, женщина взяла первые аккорды. У человечка в руках оказалась маленькая шестигранной формы гармошечка, и он, продолжая улыбаться, растянул мехи.

Между тем многие места, особенно у самого входа, по-прежнему оставались пустыми. Прохора это беспокоило. Ему хотелось, чтобы посетители прибывали и прибывали каждую минуту, чтобы нарастал гомон и пьяный смех, чтобы хлопали пробки, звенели ножи и вилки, а певица пела веселые куплеты, которые бы дружно подхватывались за всеми столиками. В такой бесшабашной обстановке было куда легче познакомиться с кем надо...

— Вот краля! Жемчугом, золотом, огнем написана... Дух захватывает! — услышал Прохор восторженный голос.

Ротмистр повернулся: к столику, за которым он сидел, подходили два человека. Один, иссиня выбритый, высокий, худой, средних лет, в изысканно сшитой, но уже несколько потертой бархатной блузе с лиловым бантом. На его длинных пальцах блестели перстни с фальшивыми бриллиантами. Другой, большеносый, в поддевке, стриженный в скобку, был пониже ростом, с румянцем во всю щеку и черной окладистой бородой. Восхищался Ириной Глебовой именно он. Его же франтоватый спутник, добродушно посмеиваясь, говорил:

— Мой милый друг, я давно знаю, что вы любите и выпить, и на дамочек поглядеть... А последнее, по вашим древнережимным заповедям, грешно.

— Грех, что орех — раскуси да брось! — оскалился в ответ большеносый, продолжая умиленно созерцать певицу.

— Мы вам не помешаем? — учтиво склонив гривастую голову, обратился между тем человек в бархатной блузе к Прохору.

Конечно, Прохор предпочел бы находиться сейчас за столиком один или в компании более солидных людей, чем эти двое. На «карасей» по внешнему облику и «блуза» и «поддевка» не смахивали. Но черт с ними! Пока «карась» не выбран, пусть садятся.

Ирина Глебова в это время, к полному удовольствию посетителей, запела очередную песню из уличного репертуара.

Ротмистр же, ленивым жестом показав незваным пришельцам, что он не возражает против соседства, налил себе в бокал остатки пива и придвинул ближе тарелку с картофельным салатом. Но только он пригубил бокал, как почувствовал: кто-то осторожно трогает его правую ногу.

— То я вас беспокою, — вежливо шепнул человек в бархатной блузе, — нагнитесь экстренно и обсервируйте, что есть под вашим столом.

Неопределенно пожав плечами, Прохор с усмешкой нагнулся и... увидел черный зрачок дульного пистолетного среза.

— Мой друг, дай бог ему