Огонь и ярость - Лиззи Принс

занимаю свое место. Я не вижу лиц, только смутные очертания движущихся тел. Тем не менее, невозможно не услышать улюлюканье и свист толпы. Они выкрикивают мое имя. Некоторые кричат, что любят меня. Другие освистывают и называют меня шлюхой. Поговорим о ударе хлыста.

— Вау, ты только послушай этот прием? — Люсинда улыбается толпе, но когда она поворачивается ко мне, это превращается в ухмылку.

— Рен Торрес. Чемпионка Ареса, — говорит Фаддей своим дикторским голосом. — Должно быть, это очень волнующе — слышать свое имя на устах стольких семей на прекрасной территории Зевса и Геры.

— Это мечта, — говорю я невозмутимо, без малейшей интонации в голосе. Фаддей хихикает, но у Люсинды дергается глаз, как будто она хочет наорать на меня.

— Я бы так и сказал. — Фаддей поворачивается к толпе и преувеличенно подмигивает. — Скажи нам, Рен, какая часть игры была твоей любимой до сих пор? — Фаддей подпирает подбородок кулаком, его локоть покоится на подлокотнике кресла. Он выглядит так, словно кто — то дал ему указания, как быть заинтересованным слушателем. Я видела его, когда камера не снимала, и я знаю, какой он мудак.

— Как я вообще могу выбирать? — Отвечаю я.

Мой микрофон работает слишком громко, усиливая мой голос и заставляя его эхом разноситься по залу. Фаддей изо всех сил пытается сохранить улыбку, когда из толпы доносится несколько криков. Кто — то выкрикивает: «убийство Гидры», затем раздается крик: «Быть заваленной Атласом».

Это действительно мило. Я медленно поворачиваю голову к толпе, моргаю, а затем снова поворачиваюсь к Фаддейу и Люсинде.

— Итак, Рен, в прошлый раз, когда мы разговаривали, мы говорили о том, что Игры становятся семейной традицией. — Люсинда улыбается мне, в ее глазах появляется озорной блеск. Она распрямляет ноги, а затем снова скрещивает их. Движение должно быть чувственным, но я не могу представить, что она пытается соблазнить меня. Даже если бы я увлекалась женщинами, она была бы не в моем вкусе. — Теперь, когда у тебя есть реальный опыт в качестве чемпиона, как, по — твоему, твоя мать оценила бы твое выступление?

Низкое гудение раздается у меня в ухе, заглушая хихикающие голоса в толпе. Фурия поднимается у меня под кожей. Она осудила Люсинду, и она недостойна этого. Какие бы поступки она ни совершила, помимо того, что была абсолютным ничтожеством, это стекает с ее кожи. Она пропитана злобой. Люсинда Хинсон нехороший человек, и Фурия скребется во мне, требуя, чтобы мы ее осудили.

Я сосредотачиваюсь на своих вдохах, считаю про себя до десяти, а затем возвращаюсь к нулю. Последнее, что мне нужно, это чтобы мои крылья вырвались на свободу в прямом эфире.

— Я думаю, моей маме было бы очень грустно, что Игры все еще проводятся. — И, вероятно, она была бы очень зла из — за того, что она умерла без причины. Она была убита другим чемпионом, у которого случайно оказался клинок Гефеста, одно из немногих видов оружия, которым можно убить Фурию. Они даже не дрались. Чемпион просто ударил ее ножом в спину, чтобы избавиться от своего соперника.

В толпе воцаряется тишина. Люсинда таращится на меня, прежде чем откинуть голову назад и рассмеяться. — У тебя определенно необузданное чувство юмора, не так ли?

— Шутка. Верно. — Я хочу отчитать ее за то, что она отнеслась к смерти двух чемпионов в наших играх, не говоря уже о бесчисленных других, как к приятному времяпрепровождению. Но я не могу. Я могла бы на мгновение почувствовать свое превосходство, поставив ее на место, но в конечном счете это не имеет значения. Люсинде насрать, что Тайсон и Ченс умерли. Что так много других до них погибло, соревнуясь в никчемной игре. И последнее, что мне нужно, это привлекать больше внимания к своей неудовлетворенности. Мне не нужно, чтобы все знали, что мы с Атласом замышляем свергнуть Богов. Я не смогу заключать союзы, если буду мертва.

— Скажи нам, если ты выиграешь игры, что ты хочешь сделать в первую очередь? — Спрашивает Люсинда.

На этот раз мой ответ даже не ложь. — Я не могу дождаться, когда просплю целый день в мягкой постели.

Толпа смеется. Фаддей и Люсинда обмениваются шутливыми взглядами, прежде чем Фаддей поворачивается к толпе.

— Может быть, у тебя появился кто — то особенный, с кем ты сможешь разделить эту постель. — Фаддей хихикает, и на этот раз я даже не пытаюсь скрыть свое отвращение. Ни один из них этого не замечает.

— Вот и все. Чемпион Ареса во плоти. Мы все будем следить, чтобы тебе досталась удобная кровать. — Фаддей подмигивает, а я стараюсь не блевануть.

Руперт сейчас находится по другую сторону сцены, дико жестикулируя мне, чтобы я встала. Полагаю, интервью окончено.

— О, еще кое — что, прежде чем ты уйдешь. — Люсинда тянется за спину и достает оранжевый конверт. Она сидела на нем? О черт. Думаю, пришло время для следующего испытания. — Да воздашь ты честь богам, — говорит она, передавая его мне.

Бумага теплая. Серьезно, это было у нее под задницей? Я топаю со сцены, ожидая, пока окажусь за кулисами, чтобы разорвать бумагу. В углу есть небольшая полка, на которой горит крошечная лампочка, освещающая какие — то бумаги. Я направляюсь к свету, вытаскивая плотную бумагу из конверта. Я поднесла его к лампе и прочитала фразу, нацарапанную поперек страницы.

Кабан скрывается под застывшими огнями луга. Поймать его и вернуть живым.

Отлично. Еще одна загадочная подсказка, значения которой я не знаю. Я поднимаю голову и обыскиваю закулисье театра. Руперт там, нервно теребит в руках листок бумаги, но я не вижу никого из других чемпионов.

— Вы что, издеваетесь? — Я чертыхаюсь себе под нос. Я была последней, у кого брали интервью. Престон был первым, и это было больше часа назад. У этого ублюдка было преимущество передо мной на целый час? Это чушь собачья.

— Где выход? — Я рычу на Руперта, проходя мимо него, когда он указывает через плечо. Я иду по длинному, узкому коридору и в конце нахожу дверь. Деревянные стены выкрашены в черный цвет, и их почти невозможно разглядеть. В этом театре нет ничего особенного, что отличало бы его от Нью — Йоркского. Мы могли бы быть где угодно.

Я оборачиваюсь и обнаруживаю, что Руперт пристально смотрит на меня, все еще находясь на том же месте, где я его оставила.

— Где мы находимся? — спросила я.

Руперт прочищает горло, прежде чем ответить. — Лас — Вегас.

Думаю, это объясняет нелепую зимнюю одежду.

ГЛАВА 10