Чайка с острова Мираколо - Алена Волгина

Вот Алессандро, в отличие от жениха, меня совершенно не опасался. Его внимание было приятно, не скрою, но вместе с тем настораживало. Точно ли я ему нравлюсь? Или мне пора морально готовиться к прогулке по Мосту Вздохов? Поди пойми.

В ответ на мой испытующий взгляд синьор ди Горо улыбнулся шире, блеснув белой полоской зубов.

– Почему вы не носите маску? – вырвалось у меня.

Спохватившись, он незаметно отступил в тень галереи. Мне стало неловко. Я вовсе не то имела в виду! Его лицо меня уже не пугало. Ну, почти. Не так, как в день знакомства.

– Не хочу быть в глазах людей кем-то, кем я не являюсь. Вообще, не люблю маски.

Довольно необычно для его рода занятий.

– Полагаете, открытое лицо вызывает больше доверия?

В больших серых глазах промелькнул блеск озорства:

– Бывает, что у некоторых маски так срастаются с лицами – не отличить.

Это что, намек? Я насторожилась. Говорить с этим человеком – все равно что идти по канату. Приходилось балансировать, обдумывая каждое слово.

К счастью, Рикардо, появившийся под руку с синьорой Санудо, парой шуток разрядил обстановку. Тем временем «Бученторо» как раз прибыл к месту назначения. Кортеж остановился, с грохотом размоталась якорная цепь, за бортом раздался громкий всплеск. Наш корабль, огромный, как ковчег, золоченой скалой воздвигся посреди моря. Смех и разговоры стихли, только слышно было, как на ветру хлопали флаги. На алых полотнищах в вышине извивались крылатые грифоны.

Каюсь, речь Августино Соранцо я пропустила мимо ушей, встревоженно прислушиваясь к дыханию моря. Уверена, что эта речь была хороша – наш дож умел говорить и знал, как привлечь внимание публики. Но здесь ему приходилось иметь дело не с людьми, а с древней стихией, поведение которой предсказать вообще невозможно.

Мне казалось, что в тихих шлепках волн о борт «Бученторо» звучала легкая насмешка. Темные отмели Дито лениво дремали под изжелта-серым небом, в котором высоко-высоко висел узенький серп луны. В густой тишине, насыщенной ожиданием, слова дона Соранцо звучали особенно веско; они падали в воду, словно камни. Но стоило ему умолкнуть, как с отмелей поднялась чаячья стая, взорвавшись резкими криками. Можно подумать, что они нарочно из вежливости ждали окончания речи. Меня снова прихватило ознобом. Словно издали долетел шорох мертвых чаячьих крыльев.

Вот Августино Соранцо вытянул руку – и маленькая золотая звездочка сорвалась с его пальцев, канув в набегающую волну. «Бученторо» вдруг задрожал, как живой, жесткая палуба ткнулась мне в колени. Я слепо вцепилась рукой в парапет, двое слуг подскочили к дожу, подхватили, не дав старику упасть. Нервные крики чаек мешались с испуганными, взволнованными возгласами. Не глазами, но всем существом я почувствовала, как в глубине под глянцевой волнистой поверхностью от нашей галеры разошлись светящиеся концентрические круги. Потом они истончились, угасли, не достигнув берега. Море приняло подарок. И затаилось.

Когда «Бученторо» после церковной службы на острове вернулся в гавань, небо уже окрасилось в теплые охристые оттенки, а лагуна блестела, словно расплавленное стекло. Я с нетерпением ожидала высадки, мечтая о чашечке горячего чая с миндальным печеньем, но галера вдруг встала на якорь напротив широкого устья Большого канала. Оказалось, все ждали начала регаты, про которую я совсем забыла. Между двумя баржами протянули веревку с привязанными к ней флажками, обозначив линию финиша.

Самые искусные гребцы Венетты должны были провести свои гондолы по Большому каналу до самого устья. Этот водный путь был самым удобным для гонок, так как, во-первых, он был достаточно широк, а во-вторых, знатные дамы и синьоры могли следить за гребцами с балконов палаццо, выстроившихся вдоль воды. Зрители волновались, подбадривая своих фаворитов свистом и криками. Делались ставки. Похоже, за гонками следили все, кроме меня. У меня были дела поважнее.

– А, Джулия! – обрадовался мэтр Фалетрус, когда нам наконец удалось поговорить. – Как поживает твое хищное приобретение?

Все, буквально все, кто присутствовал на том памятном обеде у дона Арсаго, первым делом спрашивали меня о паурозо. Я отчитывалась о ней чаще, чем о здоровье любимой тетушки.

– Пока что она спокойна, – ответила я. – Однако я слышала, что на детей моря, особенно старой крови, очень сильное влияние оказывает луна. Я как раз хотела посоветоваться, чего следует опасаться.

Фалетрус кивнул:

– Да, я тоже слышал об этом, хотя, понятное дело, никому еще не удалось проверить эту теорию на практике. Что ж, в ближайшие дни ты можешь быть спокойна, так как скоро новолуние. Но потом… – он озабоченно покачал головой. – Луна в этом месяце приблизилась настолько, что можно пересчитать все морщины на ее челе. Следующее полнолуние будет сильным.

«Тем лучше», – мрачно подумала я. Сердцу вдруг сделалось тесно.

– А вы можете точно сказать, в какой день оно случится?

Ученый старик, возведя глаза к небу, погрузился в подсчеты. Зрители вокруг ревели. «Тихо вы! – хотелось мне крикнуть. – Не мешайте ему!» Это все влияние Пульчино. Я постаралась подавить несвойственную мне чаячью раздражительность.

– Луна достигнет полноты через восемнадцать дней, считая от этого, – наконец ответил Фалетрус.

Восемнадцать дней! Так скоро! А я еще даже близко не подошла к разгадке!

Внимание всех зрителей было приковано к участникам регаты. Люди заполонили узкую набережную, которая сейчас представляла собой сплошную волнующуюся темную полосу. Исподтишка разглядывая новых знакомых, относившихся к верхушке знати венеттийского общества, я размышляла. Невдалеке застыл граф Арсаго: пальцы вцепились в поручень, глаза напряженно следили за ходом гонки. Гондольер, одетый в его цвета, шел вторым. В ушах у меня стоял шепот Рикардо: «Старик Соранцо долго не протянет, и едва лишь ударит похоронный колокол, как во Дворце разгорится борьба за шапку дожа… Слово графа Арсаго будет иметь большой вес… Недавно на него дважды покушались…»

Кто он, синьор Арсаго? Злодей – или жертва, запутавшаяся в придворных интригах, как шмель в паутине? Я заметила, что Энрике весь день старался держаться подальше от отца. Зато рядом с моим женихом постоянно мелькала остроносая физиономия дона Сакетти. Чем не подозреваемый? Вполне себе хитрый план: женить мальчишку на колдунье, устранить графа, а потом занять при наследнике место опытного советчика. Одним ударом, так сказать, убить двух зайцев: обеспечить свое будущее и отомстить Арсаго за измену жены… Вот мелькнуло в толпе смеющееся лицо Джоанны Сакетти. Ее новый протеже тоже вызывал нешуточные подозрения. Кстати, где он? Ушлый лютнист обнаружился рядом с Бьянкой. Сначала мне показалось, что темноволосая голова стоявшего возле нее человека принадлежала Рикардо, но потом мужчина обернулся, и я убедилась в своей ошибке. Между прочим, именно Бьянка в тот день так настойчиво звала нас на прогулку, и именно она выбрала маршрут, который привел нас к месту драки – мосту между двумя узенькими калле. Могла ли она нарочно подстроить эту встречу?