Каос и Бьёрнар - Анне-Катрине Вестли

Каос залез в лодку и с удовольствием снял с себя маску, потому что в маске он плохо видел и ему было жарко.

— Ну-ка, что у нас там за провиант? — спросил Бьёрнар. — Пора за него приняться!

— Бабушка говорит, что от морского воздуха очень хочется есть, — сказал Каос.

— Она права! — Бьёрнар засмеялся. — А когда мы поплывём в Антарктиду, сегодня или в другой день?

— Лучше в другой день, — попросил Каос. — Сегодня мне больше не хочется нырять.

И в самом деле, путешествие их затянулось. Эва давно перестала играть, и, когда мальчики поели, она предложила им пойти погулять.

— Дорогу расчистили, мы легко проедем до Главной улицы и там погуляем, а заодно и купим продукты, — сказала она.

— Если у тебя хватит денег, купи мне, пожалуйста, и новый альбом для рисования, — попросил Бьёрнар.

— Конечно, — пообещала Эва. — Но сегодня восемь градусов мороза, боюсь, как бы ты не замёрз. Мы с тобой отвыкли от морозов, на юге было жарко. Может, всё-таки согласишься на меховой мешок?

— Ни за что! — категорически отказался Бьёрнар. — Он доходит мне до подмышек, я в нём совсем как маленький.

— А я знаю, что надо сделать, — вдруг вмешался Каос. — В мешке Бьёрнар может гулять вечером, когда его никто не видит, а сейчас…

Каос выбежал в прихожую и принёс пару больших сапог.

— Это папины сапоги, — сказал Бьёрнар. — Они мне велики.

— Вот и хорошо, — сказал Каос. — Надо сделать так, как делала тётя в Лилипутике. Сначала мы согреем воды…

— Зачем её греть? У нас ведь идёт горячая вода, — сказала Эва.

— Потом сполоснём их тёплой водой, чтобы они согрелись, — продолжал Каос.

— Кто, сапоги? — Эва ничего не понимала.

— Не сапоги, а бутылки! Которые мы брали с молоком в путешествие на подводной лодке!

— Их лучше вымыть холодной водой, они будут чище, — сказала Эва.

— А их не надо мыть! Их надо только немного согреть, чтобы они не лопнули. Потом надо налить в них горячей воды, завернуть покрепче пробки, обернуть бутылки полотенцем или сунуть в шерстяные носки и положить в сапоги. Бьёрнар наденет сапоги, и ему будет тепло, а все будут думать, что у него просто большие ноги. И никто не примет его за маленького!

Бьёрнар с удивлением слушал Каоса, и по лицу у него расплывалась улыбка. Под руководством Каоса Эва налила в бутылки горячую воду и засунула их в сапоги. Наконец Бьёрнар сел в коляску и надел сапоги.

— Как тепло! — сказал он с восхищением.

Эва с Каосом быстро оделись, и все трое вышли на улицу. Снега на тротуаре не было, зато было очень скользко, и Эва с Каосом крепко держались за коляску. Бьёрнар, по обыкновению, смотрел по сторонам, ему было тепло, и ноги у него больше не мёрзли.

Они долго гуляли, купили продукты и альбомы для рисования Каосу и Бьёрнару.

После обеда за Каосом пришла мама.

— С Новым годом! — приветствовала она Бьёрнара и Эву. — Как хорошо, что вы уже дома, мы без вас соскучились! Ты загорел, Бьёрнар! Купался?

— Каждый день, — ответил Бьёрнар. — Воду в бассейне подогревали, и я на коляске мог доехать до самой воды. Папа тоже купался со мной в бассейне, он любит тёплую воду. Каос, не забудь!

— Чего? — спросил Каос. — Нашего путешествия?

— Не только. Вспомни, что ты должен нарисовать сегодня вечером?

— Нарисую, и ты тоже нарисуй! — сказал Каос.

В этот вечер рисовали все. Каос быстро лёг и рисовал в постели. Бьёрнар тоже рисовал, сидя в постели. И Эва рисовала в гостиной. И папа с мамой немного порисовали.

Но самое главное, что в тридцати километрах от города дядя сидел у себя дома перед листом бумаги и задумчиво грыз карандаш. И все они старались придумать, как сделать, чтобы коляску Бьёрнара было легко возить по снегу.

В эту пятницу Каос не пошёл к Бьёрнару. И не пошёл с мамой в аптеку. И не поехал в горы с папой на его голубом автобусе. Он ехал в другом автобусе и в другую сторону. Автобус, в котором Каос сидел на переднем сиденье сразу за спиной у шофёра, спускался вниз, в долину.

Каос ехал один, без папы и мамы, но ему не было страшно: шофёр автобуса работал вместе с папой, и Каос хорошо знал его. А шофёр знал, куда едет Каос, потому что Каос ехал с этим автобусом уже не первый раз.

В то утро Каос направлялся к тёте и дяде, жившим в тридцати километрах от города. Он не заметил, как прошло время, заглядевшись на шофёра, который то крутил руль, то переключал передачи. Здесь всё было больше и интересней, чем на папином автобусе. В микрофоне рокотал басовитый голос шофёра, обращающегося к входящим пассажирам. Шофёр смеялся, и рокот разносился по всему автобусу, между остановками шофёр напевал что-то себе под нос. Да и места, мимо которых они проезжали, тоже привлекали внимание Каоса.

Но вот автобус остановился. Шофёр за руку перевёл Каоса через дорогу и прошёл с ним до поворота. Отсюда к небольшому дому, рядом с которым стоял огромный сарай, вела неширокая дорожка.

— А дальше шагай сам! — сказал шофёр.

В окне дома Каос увидел улыбающуюся тётю, но он не сразу пошёл по дорожке — ему хотелось дождаться, когда автобус отъедет, чтобы помахать шофёру на прощание. Как бы сказать ему: «Спасибо за поездку!»

Не дождавшись Каоса, тётя вышла на крыльцо. Каос подбежал к ней.

— Здравствуй! — сказала тётя. — Как ты думаешь, где сейчас дядя?

— В кузнице или в мастерской!

— Правильно! Можешь пойти к нему, если хочешь. Ты успел дома позавтракать?

— Да! Сегодня мы не спешили, потому что мама встала рано, а папа ещё раньше!

— Ну тогда беги к дяде.

Каос снял рюкзак, в котором лежали шерстяные носки, свитер, лыжные штаны, тапочки и альбом для рисования. Прислушавшись, он услышал негромкий звон, это означало, что дядя работает в кузнице. Каос побежал туда.

В горне пылал огонь. Дядя наступал ногой на большой кожаный мешок, который назывался мехи, воздух из мехов дул в горн, и огонь разгорался ещё сильнее. Каос остановился в дверях, наблюдая, как дядя щипцами берёт металлический брус и держит его в огне. Когда брус нагревался и делался огненно-красным, дядя клал его на наковальню и гнул или расплющивал, в зависимости от того, что мастерил. Сейчас ему нужно было немного согнуть брус с одного конца и сделать на нём зазубрины. Дядя снова подержал брус в огне, а потом стал стучать по нему молотом. Заметив Каоса, он кивнул ему:

— Посиди там, на скамейке!

Дядя не хотел, чтобы Каос подходил слишком близко к раскалённому железу.