Грезы президента. Из личных дневников академика С. И. Вавилова - Андрей Васильевич Андреев

этих гаданий и предсказываний. Жизнь, история держится вся в памяти и поневоле кажется сегментом картины, неизвестные части которой задернуты мистическим флером судьбы, но уже существуют, уже кому-то известны.

23 марта 1940

Я, это изменяющееся от рождения до смерти, фикция, существующая только сейчас. Страшное горе, смерть близких через некоторое время сглаживается и даже совсем исчезает. Память о прошлом – кажется единственная связь этого «я», дающая какую-то видимость существования. Отсюда жизнь для других. «Лучше не жить, чем не оставить следа своего существования» (слова Наполеона). Что из этого следует? Пока не знаю. (Ответ, вероятно, тоже эволюция.)

12 апреля 1940

Привычка, повторяющиеся наблюдения и ощущения последнего времени составляют наиболее сильную часть «я». Сначала новые наблюдения и ощущения встречаются «я» в штыки как чужое, затем врастают в него и создают это самое «я». Память о прошлом – это самое тонкое и нежное в «я», а вот эти ощущения последних часов, дней и недель, конечно, фундамент. Потому-то так жалко от них уходить. Этот уход – замена «я» последнего времени новым, т. е. что-то вроде смерти, в которой, правда, нет замены.

Носиться по белому свету, рвать браки, людские отношения, иметь «короткую» память – вот средство совсем избавиться от неприятных ощущений смерти.

4 апреля 1943

Память. Ею держится душа человеческая, человеческая гордость. Содержание души пропорционально памяти. Начало потери памяти – начало реальной смерти. Кругом у людей память в лучшем случае практическая – помнят номера телефонов, трамваев, нужные лица. А память о деталях, «художественная» память почти отсутствует. Люди без души. Историзм – выражение настоящей душевности. Хотелось бы поразмыслить о памяти.

24 мая 1944

…этот магический город формирует людей на свой лад. Люди здесь становятся совсем иными, петербуржцами, ленинградцами. Так точно «я» формирует вещество в мозгу, сохраняя десятки лет память, несмотря на то что все молекулы и атомы сотни раз полностью изменились.

12 августа 1944

Ungenauigkeitsrelation[648] – по-видимому, есть выражение элементарного сознания и Я у электрона. А память у сложного организма – остающийся след «свободного выбора» (результат действия «усилителя»).

26 июля 1945

Хотелось прожить последний десяток лет в ретроспекции на мир и на себя.

30 декабря 1946

Неужели память, история только отбросы, а нужно только «сейчас»?

9 января 1951 («Научные заметки»)

19. К анализу памяти

Вернулся тут к писаниям воспоминаний. И вот развертываются в памяти большие страницы с многими мелкими подробностями о событиях, виденных 45–50 лет назад. Можно, конечно, пустить кинокартину, снятую полвека назад, для этого нужно только, чтобы она сохранилась и был проекционный аппарат. Но где то место в человеческом мозгу, полностью изменившемся за 50 лет, для хранения всех этих картинок более тонких и сложных, чем кинокартины? Эти картины памяти вовсе не отпечатки «сгущений» – это сложный комплекс понятий, слов, наблюдений, мыслей. Но замечательно вот что. В этих «картинах памяти» почти не осталось ничего личного. Ни самолюбия, ни восторгов, ни ненависти, ни любви. «Добру и злу внимая равнодушно», память разворачивает эти картины прошлого с поразительной глубиной, реальностью. По этим картинам можно читать и даже рассматривать их «в лупу». Целого эти картины не составляют, они разрозненны, эти листы, произвольно завязанные в общую папку.

Сны, конечно, комбинируются из этих папок. Нет сомнения, что все «картины памяти» в живом человеке связаны с его машиной. Человек может забывать, терять память, пропадает ключ от папок. Мы веруем, что с распадом мозгового вещества данного человека навсегда исчезают «картины памяти», как при пожаре архива навсегда погибает написанное в документах, в нем хранившихся. Верна ли эта аналогия? Как представить себе безграничное разнообразие «картин памяти», опирающихся на дискретную клеточную мозговую структуру? Этого никто не знает, но теперь на это отвечают «машинками памяти», хотя им очень далеко до того, о чем идет речь.

«Картины памяти» при этом чисто психического характера. Они «поэтичны», «художественны», носят элементы обобщения, типизации и предназначены для данного «я».

Все это к вопросу о сознании.

[Рассуждения или яркие высказывания о памяти также есть в записях от 5 августа 1938 г. (эта запись приведена ниже в приложении 4.13), 28 апреля 1941 г., 9 января и 6 июля 1944 г., 8 июля 1945 г., 20 апреля и 13 августа 1947 г., 18 января 1948 г., 7 января 1951 г.]

4.13. Вавилов о науке

Философские статьи на тему «Ленин и физика» и им подобные – не единственный и, как уже очевидно в исторической перспективе, не главный вклад Вавилова в философию и методологию науки. Вавилов написал множество работ по истории физики – книги, журнальные статьи, статьи для энциклопедий, предисловия к переводам трудов классиков, – охватив период от Античности до XIX в.[649] История науки служила одной из главных опор веры Вавилова в общий прогресс человечества. «Сейчас гимназист знает больше Эвклида и Ньютона. Это замечательное свойство знания. Все остальное обращается вспять, флуктуирует. А здесь excelsior[650]» (14 июня 1942). «…история науки – это история редчайших флуктуаций, развивающихся одна из другой и направленных в одну сторону. Это совсем не похоже на всякие прочие истории» (14 февраля 1943).

Осмысление и описание истории науки – лучшая форма исследования ее (науки) философских и методологических составляющих. Некоторые из таких идей Вавилова по методологии науки, остававшихся малозаметными на фоне его парадной борьбы за диалектический материализм, уже описаны. Так, в статье «Сергей Иванович Вавилов как историк науки» [Визгин…, 2011] уделено внимание концепции Вавилова о трех стадиях развития физики, отличающихся методом построения теорий, – «метод гипотез-моделей» сменяется «методом принципов», а затем «методом математической гипотезы», – а также его утверждению, что «история науки может и должна стать истинной и единственной „теорией познания“ взамен многих искусственных гносеологических построений» ([Вавилов, 1933], с. 212).

Также оригинальным (и в то же время созвучным некоторым распространившимся позже модным идеям философии естествознания) признан – см.: [Визгин, 2019] – так называемый «ошибочностный подход» Вавилова к истории науки, который он лишь «анонсировал» в дневнике, но, к сожалению, так и не реализовал: «Давно следовало написать на тему об „Errare humanum est“[651] в области науки. Идолопоклонства перед ученым, превращающегося в „низвержение идолов“, таким образом можно было бы избежать. // Галилей – плагиат телескопа, нелепая теория приливов и комет, Декарт сплошная ошибка, Ньютон – смехотворная первоначальная теория капиллярности, „теория“ двойного лучепреломления, отрицание разнообразия дисперсии, не говоря уже об „Толкованиях на апокалипсис“ и пр. Эйлер – ужасное забвение и непонимание принципа Гюйгенса, Ломоносов – совершенно ошибочная теория света, незнание литературы, Менделеев – „более чем странная“