Под флагом цвета крови и свободы - Екатерина Франк

– Я возвращалась к себе после ужина, когда услышала в конце коридора шум, а затем увидела крадущегося из–за угла человека. Я окликнула его, но он бросился прочь, и я побежала следом…

– Почему не позвали на помощь?

– Я звала, но тот уровень нежилой – по–видимому, меня не услышали.

– А почему не напали на того человека? Могли бы догадаться, что это враг, – с досадой прибавил Гарсия. Эрнеста развела руками:

– Каким образом, капитан? У меня нет при себе здесь оружия. Я пыталась обогнать его и сбить с ног, но тот человек оказался быстрее меня. Понимаю, вы подозреваете, что я…

– А вы бы на моем месте, сеньорита, – угрожающе тихо перебил капитан, – неужели не подозревали бы?

– Если бы я действительно помогала англичанам в похищении капитана Рэдфорда, сеньор, то неужели вы думаете, что я бы осталась здесь после неудачи? – собравшись с духом, довольно дерзко ответила Морено.

К ее удивлению, этот маневр оказался удачным: во всяком случае, в непроглядно–мрачных глазах Гарсии тусклой искрой мелькнуло одобрение. Он сел в кресле поудобнее, вытянув руки на подлокотниках, и улыбнулся с пугающей искренностью:

– Ваши слова успокоили меня, сеньорита. Не хотелось бы верить, что уроженка Великой Испании опустится до предательства собственных земляков. Когда я только узнал вашу фамилию, то сразу же понял, что никакая вы не пиратка! Рад, что смог извлечь вас из этого грязного болота и предложить нечто большее.

Эрнеста склонила голову: она могла бы вынудить себя сказать что-то об этом, но опасалась, что ее выдаст случайно прорвавшаяся злая интонация.

– Совсем скоро, сеньорита, – воодушевленно и почти мечтательно продолжил Гарсия, – люди, которые заставили вас избрать этот беззаконный путь, исчезнут навсегда. Торговые пути избавятся от жадных крыс, возомнивших себя безнаказанными! И вот тогда, – глаза его заблестели таким блеском, что при виде него даже неробкой Морено стало не по себе, – вот тогда никто больше не сможет соперничать с мощью нашей великой империи!

Эрнеста осторожно переместилась в своем кресле, сев прямо; темно–бордовая мягкая обивка, легко прикасаясь к обнаженной коже шеи и рук, всякий раз заставляла ее вздрагивать. Придав лицу самое безучастное выражение, она серьезно спросила:

– Вы полагаете, капитан, что уничтожение пиратства разом покончит со всеми проблемами в Испании?

– Нет, разумеется. О нет, сеньорита, я далеко не безумец – не верьте слухам, распространяемым моими врагами, – небрежно махнул рукой Гарсия, не стирая с лица своей жутковатой улыбки. – Это лишь один из множества шагов на пути к возрождению ее величия, хотя и наиболее значимый! Нам предстоит очень, очень многое сделать, и по этому пути я хотел бы пройти не один. – Теперь в его глазах появился отчетливо тот самый блеск, который Морено замечала и раньше, но все же могла тогда еще принять за нечто иное. Однако она не ошибалась – Гарсия глядел на нее не просто с восхищением, а с довольно просто читавшимся за ним очевидным вопросом.

– Вы ведь поможете мне в этом, сеньорита? – напряженно спросил он, наклоняясь вперед и кладя руки на подлокотники кресла девушки. Защита, просьба, ловушка, капкан – чем угодно мог оказаться этот жест, и меньше всего она хотела в эту минуту гадать, чем именно. В любом случае, Эрнеста была не из тех девушек, которых можно было бы смутить даже столь откровенным, давящим вопросом: слишком много лет до того она медленно и неизбежно привыкала к пониманию, что единственное пространство, принадлежащее только ей – то, что занято именно в эту минуту ее телом. Взгляды на него, чрезмерную близость и даже прикосновения она давно научилась терпеть и не замечать, если требуется; и тем более сложно было бы напугать ее таким образом. Куда больше беспокоили ее горящие безумной настойчивостью глаза капитана Гарсии – казалось, что этот человек способен абсолютно на все ради достижения своей цели.

– Когда они умрут, этот мир выдохнет с облегчением, – сжимая ее ладонь, с жаром продолжал испанец. – Велика ли потеря от кучки воров и убийц! О, это будет лишь началом, сеньорита, началом новой, нашей эпохи…

Эрнеста, не отводя взгляда, положила вторую руку поверх их сплетенных пальцев. Голос ее чуть заметно задрожал, дыхание стало глубже и медленнее.

– Капитан, жизнь моих родителей очень много значит для меня, – едва размыкая губы, шепнула она. – Скажите, что скоро я смогу увидеть их и обнять – и я сделаю все, что вы пожелаете.

Мгновение Гарсия колебался – и у нее упало сердце, хотя каким-то чудом ей удалось сохранить прежнее выражение лица – но затем отодвинулся назад и пожал плечами, усмехнувшись углом рта:

– Разумеется, вы увидите их. Вам совсем немного нужно подождать, всего лишь пока мы не возьмем Тортугу, – забывшись, прибавил он, и Эрнеста вздрогнула – последние слова отрезвили ее.

– Уже поздно, капитан. Я пойду к себе, – поднявшись с места, она подошла к двери, чувствуя себя так, словно разом постарела на полвека; Гарсия вдруг окликнул ее:

– Сеньорита!

Он стоял у стола, и в ярком свете свечей за его спиной на полстены расползалась огромная черная тень; Эрнеста сложила руки на груди, и губы ее дрогнули в вежливой улыбке. Гарсия заговорил глухим, неверным тоном, похожим на шелест осенней травы:

– Вы меня спросить о чем-то хотели?

– Только об одном, – Морено стиснула пальцами дверную скобу. – Вам не кажется неосмотрительным почти полное отсутствие шлюпок на кораблях? Не помешает ли вашим планам невозможность для матросов вести ремонтные работы, проводить вылазки и вообще выходить в порт?

– О, нисколько, сеньорита! – махнул рукой испанец – черная тень ощетинилась пятью выступами у виска, словно олень с одним отрубленным рогом. – Никто из моих людей не должен покидать борт, ни с ведома капитана, ни тем более без него. Иначе как бы я смог поддерживать среди этих негодяев дисциплину?

– Очень предусмотрительно, – из последних сил улыбнулась Эрнеста, сдерживая холодный ужас, колотившийся изнутри в грудной клетке. Ее еще хватило на то, чтобы доплестись до своей каюты; захлопнув за собой дверь, девушка ничком повалилась на ненавистно–непривычную кровать, впиваясь ногтями в покрывало. У нее не выходило даже плакать – только глухо выть, прихватив зубами край подушки.

– Говорил я тебе, говорил, – захрипел из угла уже знакомый голос, но Морено даже не подняла головы, когда скользкая, холодная и жесткая рука легла ей между лопаток. – Говорил, не верь никому! Ни Эдвард, ни Гарсия – оба они предадут, если надо… Обмани их, обмани первая: сделай эти корабли своими, не то пропадешь, – сипел ей в ухо давно умерший Флинт, стуча костяным оскалом у самого уха. – Все уйдут, все умрут: смерти жертва нужна! Отдай ей их жизни, пока не забрали твою…

Эрнеста отбросила одеяло от подбородка, села прямо, отвернувшись к стене.

– Поди прочь, – тихо и отчетливо проговорила она, прижимая веки пальцами. – Уходи туда, откуда пришел, и никогда не возвращайся. Оставь живых в покое: ни тебе до них, ни им до тебя больше дела нет. – Подождав минуту, она открыла глаза и огляделась по сторонам: в каюте было тихо, лишь с чуть слышным стуком ходила туда–сюда распахнувшаяся оконница. Эрнеста встала, захлопнула ее, постояла так немного; затем, подстегнутая внезапной мыслью, схватила свой камзол, накинула на плечи и вышла вон.