Под флагом цвета крови и свободы - Екатерина Франк

Но на утро седьмого дня, когда высокий скалистый берег архипелага Креста забрезжил прямо по правому борту, Эрнесту охватило самое настоящее отчаяние. Она неплохо знала эти места и в состоянии была представить себе, где именно могли бы устроить засаду пираты. К тому же, усилиями неожиданного попутного ветра испанские галеоны смогли прибавить скорость, так что мимо тех мест они прошли на рассвете – в идеальное для нападения время, которое едва ли мог пропустить сведущий человек, а Джона Рэдфорда никак нельзя было упрекнуть в недостатке стратегического мышления. Но горизонт оставался чист – и Морено, стискивая зубы, понимала, что действовать ей предстоит исключительно на свой страх и риск.

Вахтенные на борту у капитана Гарсии не заснули бы на посту никогда – ни ночью, ни на рассвете, ни после трех суток непрерывной работы; Эрнеста и сама знала, что рассчитывать на это было бы глупо. Но за полчаса до окончания, равные одной–единственной склянке на корабельных часах, отделяющей их от долгожданного отдыха после «собачьей вахты», внимание моряка не может не ослабнуть. Это Морено, ходившая в море много лет, знала еще лучше и всегда подгадывала под такое время нападения на встречные суда. Никакая дисциплина, никакие наказания не отвратят человека после тяжелой работы от желания отдохнуть – будь он хоть матрос, хоть вахтенный офицер, хоть сам капитан корабля. Теперь это желание стало для Эрнесты практически единственным гарантом осуществления ее плана: «Бесстрашный» шел по–прежнему впереди и на некотором расстоянии от остальных галеонов, однако зона между его правым бортом и прибрежными скалами, за которыми возможно было укрыться, оставалась почти полностью слепой; спустить на воду шлюпку и пройти на ней две трети расстояния не представляло проблем.

Никогда раньше на столь ненадежном и опасном суденышке, как обыкновенная гичка, даже с запасами еды и воды Эрнеста не рискнула бы осуществить подобное предприятие: добираться до Тортуги на ней пришлось бы не менее двух дней. С учетом того, что испанцы в любом случае хватились бы их если не сразу, то через несколько часов, идея становилась совсем самоубийственной. Но дальше от архипелага на расстоянии меньше чем десяти миль начинались отмели, пройти которые огромным галеонам было не под силу; в обход же они теряли полтора дня пути, почти равные времени, нужному беглецам для подхода к Тортуге.

Все это Эрнеста излагала своим сообщникам на ходу, спускаясь в трюм. Педро и Сэнди согласились практически сразу же, безо всяких объяснений; Уиллоу, самый молодой и неопытный – его Гарсия нанял, посулив информацию о пропавшем без вести отце–купце, судя по рассказу самого юноши, явно и безнадежно погибшем более двух лет назад – поначалу колебался, однако в конечном счете с решительным видом притащил три припрятанных ранее сабли и заявил, что останется с друзьями до конца. Педро Санчеса Морено заранее отправила на шлюпочную палубу – подготовить гичку, украсть и перетащить туда запасы еды и пресной воды.

Она заранее готова была к новой схватке с охраной, к риску быть обнаруженными и ко многому другому – однако коридор перед камерой оказался подозрительно пуст, а дверь – приоткрыта, и из–за нее раздавались смачные звуки ударов и приглушенные стоны боли. Эрнеста сразу же узнала голос Джека, и в глазах у нее потемнело от ярости.

В камере все происходило примерно так, как она себе и представляла: помимо пленного, там находились четверо испанцев, двое из которых стояли в стороне, по–видимому, ожидая приказаний, один возился у жаровни, накаляя железо, а последний стоял перед Рэдфордом, все еще прикованным к тому самому стулу, и хладнокровно, практически мастерски бил его по лицу – по свежим ранам особенно болезненно и унизительно, однако без риска искалечить.

– Откуда нам знать, что ты не солгал? – донесся до Эрнесты его голос – испанец говорил по–английски, хотя и с заметным акцентом, резавшим слух и очень узнаваемым. То был Мануэль Сертис, старший помощник капитана Гарсии – Морено сталкивалась с ним несколько раз и каждый раз, ловя на себе его крайне неприязненный, недоверчивый взгляд, убеждалась в том, что этот человек далеко не глуп. Именно он наиболее настойчиво продолжал слежку за ней, а еще, очевидно, нисколько не поверил Рэдфорду – а следующие слова его насторожили девушку еще больше:

– Капитан хочет знать наверняка. И тебе придется сказать так, чтобы я поверил!

– Сеньорита, что будем делать? – шепотом спросил Уиллоу. Морено закусила губу, размышляя, затем подняла руку, привлекая внимание товарищей.

– Я уже все рассказал, – чуть слышно ответил Джек, сплевывая, судя по звуку, кровь вместе с парой зубов. Мануэль снова ударил его – на сей раз в подбородок – и, отойдя к жаровне, взялся за накаленный прут:

– А по–моему, ты врешь. Я знаю, вы сговорились с той девкой с твоего корабля! Быть может, она прямо сейчас строит планы, как тебя освободить?

– И строить тут нечего – не нужно много ума, чтобы вас обойти! – неожиданно громко и смело крикнула Эрнеста, обнажая саблю и распахивая дверь настежь. Вражеский старпом обернулся, а его подчиненные разом схватились за оружие, но было уже поздно – Морено встала между ними и Джеком, совершенно не собираясь останавливаться.

Прежде она редко испытывала настоящее упоение боем – сказывалась профессиональная привычка анализировать все на ходу – но на сей раз Эрнеста действительно, что называется, вошла в раж. По–другому и быть не могло: противники оказались не только крупнее и сильнее – к такому девушка была привычна – но и на удивление хорошими фехтовальщиками. Проклятье, конечно, Гарсия не стал бы набирать в охрану ценного пленника всякую шваль, со злым отчаянием сознавала Эрнеста, едва успевая отражать удары. Сэнди, Уиллоу и она – стало быть, трое против четверых, расклад не столь скверный, но недолговечный:

Огромный Мануэль размахивал шпагой с такой ужасающей стремительностью и силой, что за его движениями едва можно было уследить; он уже успел ранить Уиллоу и теперь вместе с одним из своих подчиненных теснил Сэнди к стене. Тот отступал, как опытный боец, держа оборону, но видно было, что это ненадолго; расправившись со своим противником, Эрнеста бросилась ему на помощь. Уклоняться от выпадов рослого соперника ей было не впервой; изматывая его таким образом и выжидая момент для собственной атаки, она часто одерживала победу. Однако для подобных маневров не было времени: Морено услышала за своей спиной отчаянный вскрик боли и страшный хруст, с которым вражеская шпага вошла в грудь Уиллоу. Сэнди бросился на убийцу своего друга и сбил его с ног, но четвертый испанец, зайдя сзади, всадил ему нож в спину; Роллинс зашатался и упал на колени.

Эрнеста, едва уйдя от очередного удара Мануэля, голой рукой, наплевав на мгновенно вспыхнувшую болью ладонь, выхватила из жаровни забытый там прут и швырнула им в испанца, снова занесшего нож. Раздался истошный вопль, шипение испаряющейся плоти, мгновенно распространяющей вокруг едкую вонь; однако Сэнди сумел воспользоваться этой передышкой, чтобы обезоружить своего противника и воткнуть ему саблю в живот. На это ушли его все и последние силы – тот испанец, что убил Уиллоу, уже занес над ним клинок, и на сей раз Эрнеста не успела помочь товарищу. Лезвие вошло Сэнди Роллинсу точно в мозг, раздробив череп одним смертельным и верным ударом.