История героя: Огонь наших душ - Yevhen Chepurnyy

class="p1">— Не, с командой пить — авторитет терять, — отрицательно покачал головой Кьелл, что вызвало у него легкое головокружение.

— С нашими пьяницами и дебоширами ты его только приобретешь, — засмеялся Константен.

— Не, я обязан поддерживать образ несгибаемого и строгого капитана, у которого отсутствует большая часть признаков разумного, — хмыкнул гламфеллен. — Давайте лучше хлопнем еще по рюмочке.

Они продолжали выпивать, травя байки, далеко за полночь. Эдер, как ни странно, отключился первым, засопев на своем рундуке, и Константен, простившись с Кьеллом, поволок сраженного зеленым змием товарища к его каюте — сдать с рук на руки Иррене. Гламфеллен же улегся на койку и позволил пьяной сонливости взять верх.

Некетака, несколько дней спустя

Кьелл шел по Змеиной Короне с тяжелым свертком на плече, но тяжесть его ноши ни в какое сравнение не шла с грузом, что поселился у него на душе. Ему было нужно во дворец Каханга по нескольким причинам, и визит, что принес бы ему радость совсем недавно, сейчас превратился в тягость — его душевные раны все еще были свежи.

Мерзкое настроение бледного эльфа усугублялось недавними разговорами, с представителем ВТК, и с хазануи — оба высказали ему нечто оскорбительное до отвратности, искренне считая, что оказывают Кьеллу услугу. Он сам не знал, как удержал тогда на привязи свой гнев — видать, никак не отпускающая тоска пригасила пламя чувств. Эти беседы были связаны с Онеказой, и не сообщить ей о них было бы неприемлемо.

А еще, вчерашний сон снова обратился видением, в котором боги выспрашивали, со своей неизменной бесцеремонностью, об успехах бледного эльфа в выяснении планов Эотаса, и торопили с очередным результатом. Предстоял новый этап противостояния с богом, и, к счастью, Кьелл был почти уже к нему готов — заказ, сделанный мастеру-кузнецу Марихи, нуждался лишь в нескольких финальных штрихах. Дождавшись его, можно было выходить в плавание. Благо, одна из причин его визита во дворец Каханга снимала никуда не исчезнувшее беспокойство за жизнь Онеказы, которую Кьелл по-прежнему любил, пусть любовь эта и приобрела изрядную толику горечи.

Гламфеллен беспрепятственно прошел мимо матару, охранявшего вход во дворец, и с некоторым удивлением обернулся к этому разумному — рослому тяжеловесу с округлыми щеками, держащему копье и ростовой щит.

— А ничего, что у меня сверток с потенциальным оружием? — с тенью заинтересованности спросил стражника Кьелл.

— Тебя во дворце все знают, Видящий, — удивленно ответил аумауа. — Ты — друг Хуана, и друг наших правителей. Никто не ожидает от тебя зла. А что, в свертке и правда оружие?

— Угу, сабля, подарок для Аруихи, — рассеянно ответил эльф. — Глянешь?

— Незачем, Видящий, — улыбнулся страж дворцовых ворот. — Если она предназначена принцу, я ее еще навидаюсь.

— Скорее всего, — кивнул гламфеллен, и глянул на своего собеседника с толикой интереса. — Как тебя зовут, приятель? Я вижу тебя стоящим на часах чаще других, и до сих пор не знаю твоего имени.

— Аноа, — добродушно ответствовал матару. — Охрана наших ранга — что-то вроде традиционного дела моей родни. Меня не было на посту в тот день, когда Принчипи прорвались внутрь, — посерьезнел стражник, — но будь уверен, Видящий — такой позор я допустил бы, только лежа хладным трупом.

— Ну, жив, и хорошо, — отрешенно ответил эльф. — Бывай, Аноа, — стражник, дружелюбно улыбаясь, помахал ему рукой.

***

Аруихи, как всегда по уши в делах, нашелся быстро — дворец был малолюден по утреннему времени, и огонек души здоровяка-аумауа, все так же пышущий едва обузданной силой, был отчетливо виден Кьеллу издалека. Войдя в кабинет принца, гламфеллен молча уселся рядом с ним, ожидая, пока тот закончит исписывать очередной свиток.

— Что с Онеказой? — не отрываясь от кисти и дощечек, спросил принц. — Она после вашей встречи сама не своя.

— Не знаю, — грустно ответил бледный эльф. — Она меня боится, веришь? Что-то прочитала в моей памяти.

— Экера? — в крайнем удивлении воззрился на него аумауа. Его кисть замерла посреди штриха, превращая аккуратную руну в кляксу. — Я тебя знаю, Кьелл, и ты не замыслил бы против нее зла. Ведь… не замыслил бы? — еще недоверчивее спросил он.

— Не, — покачал головой тот. — Никогда и ни за что. Но она считает по-другому. Ладно, не будем о грустном, — встряхнулся он. — Давай, стирай заляпанное поскорее, и заканчивай с делами. Мне нужен минимум час твоего времени, и возражения не принимаются.

— Заляпанное? — приподнял бровь Аруихи. Его взгляд остановился на свитке, и аумауа раздраженно выругался, отрывая от него испорченную дощечку. — Сейчас, Кьелл, погоди немного.

***

Они стояли во внутреннем дворике дворцового комплекса, обращенном к обрыву с одной стороны, и прикрытом зданием дворца с другой — Кьелл настоял на приватности. Гламфеллен, в дополнению к свертку на плече, нес одну из деревянных тренировочных сабель, прихваченную в одной из дворцовых зал, используемых воинами для тренировок.

— Не понимаю, почему бы нам не устроиться в одной из тренировочных комнат, хотя бы той, где ты взял саблю? — с сомнением спросил принц.

— Предпочитаю тренировки под открытым небом, — с ностальгией ответил Кьелл. — Начнем с обязательного — ритуалов. Отныне каждый раз, когда ты видишь меня, ты обязан приветствовать меня словом «учитель», и вот таким вот поклоном, — он продемонстрировал ему традиционный для воителей Поднебесной поклон. — Повтори-ка.

— Я уважаю тебя и твое воинское мастерство, Кьелл, но есть ли в этом нужда? — спросил Аруихи, нем не менее, кланяясь. — Я же не прошу у тебя традиционных почестей Хуана.

— Ну так и я для Хуана, максимум, друг, — резонно возразил гламфеллен. — Локти подыми, глаза при поклоне не опускай. Так кланяются и другу, и врагу — всем, кому ты пожелаешь выказать уважение. Ты обучишься моему мистическому искусству, а значит, обязан перенять все его ритуалы. В их соблюдении кроется сила, которую не ждешь от простых и, на первый взгляд, лишних вещей. Это тоже урок, так что запоминай.

— Да… учитель, — с небольшой задержкой отозвался принц, и поклонился.

— Правильно, — с удивлением отметил Кьелл. — Ты даже не иронизируешь. Молодец, ученик.

— Мои первые учителя палками вбили в меня уважение к