Щегол - Донна Тартт

Я ничего не ответил – не мог. Я ни разу и не вспомнил о Поппере.

– Довольно поздно, часу в десятом. Я ей рассказал, что вы встретились с Борисом, что ты заходил и снова ушел – ничего?

– Ага, – сделав усилие, ответил я, пытаясь собраться с мыслями, которые галопом кинулись сразу в нескольких жутких направлениях.

– О чем я должен тебе напомнить? – Хоби приложил палец к губам. – Мне велели передать. Дай-ка подумать. – Нет, не помню, – сказал он, легонько поежившись, покачав головой. – Ты ей сам уж позвони. Там было что-то про ужин, это я помню, у кого-то дома. Ужин в восемь! Вспомнил. А вот где – нет.

– У Лонгстритов, – сказал я, сердце словно оборвалось.

– Похоже на то. Но, слушай, Борис! Весельчак – и до чего обаятельный – надолго он в Нью-Йорк? Надолго он приехал? – приветливо повторил он, когда я так ничего и не ответил – он не видел, с каким ужасом на лице я уставился в окно. – Позовем его на ужин, что скажешь? Спроси, не освободит ли он для нас пару вечеров? Ну, если хочешь, конечно, – добавил он, потому что я все молчал. – Решать тебе. Просто дай мне знать.

12

Часа два спустя – вымотавшись, голова болит так, что слезы катятся градом – я все лихорадочно думал, как же вернуть Поппера, одновременно изобретая и отбрасывая разные причины его отсутствия. Я привязал его у входа в магазин? И кто-то его украл? Явное вранье: мало того что на улице ливень, так и Попчик еще был такой старичок и на поводке так капризничал, что мне его с трудом удавалось дотащить до пожарного гидранта. Или он у парикмахера? Попперова парикмахерша, неимущего вида старушка по имени Сесилия, которая стригла собак у себя на дому, всегда возвращала его к трем. У ветеринара? Кроме того, что Поппер ничем не болел (а если болел, то почему я ничего не сказал?), так мы с ним еще и ходили к тому же ветеринару, которого Хоби знал со времен Велти и Чесси. Офис доктора Макдермота вон он, вниз по улице. С чего бы мне вдруг вести пса к другому врачу?

Я со стоном вскочил, подошел к окну. Снова и снова я упирался в один и тот же тупик: входит озадаченный Хоби – а через час или два так оно и случится – оглядывает магазин: “А где Поппер? Ты его не видел?” И всё, замкнутый круг, альт-таб не нажмешь. Можно принудительно завершить программу, выключить компьютер, снова его включить, снова запустить игру, а она все равно замрет и заглючит на том же самом месте. “Где Поппер?” Нет чит-кода. Гейм овер. Дальше никак не пройти.

Рваные простыни дождя истончились до измороси, блестели тротуары, с навесов капала вода, и казалось, что каждый житель нашей улицы воспользовался моментом, чтоб накинуть дождевик и выскочить на угол с собакой: куда ни гляну – везде одни собаки, вон радостно скачет овчарка, вон – черный пудель, псина терьер, псина ретривер, пожилой французский бульдог и пара самодовольных такс – задрали носы кверху, синхронно жеманничают на другой стороне улицы. В смятении я вернулся на место, снова сел, взял каталог “Кристис” и стал лихорадочно его листать: ужасные модернистские акварельки, две тысячи долларов за уродливую викторианскую бронзовую скульптуру – два сцепившихся бизона, что за чушь.

Что я скажу Хоби? Поппер был старый и глухой, иногда он засыпал в укромных местечках и долго не слышал, что его зовут, но скоро его уже надо будет кормить, и Хоби пойдет наверх, искать его за диваном, в спальне Пиппы, везде, где он обычно прячется. “Попеки! Мальчик! Ужинать пора!” Может, мне притвориться, что я ничего не знаю? Сделать вид, что тоже везде его ищу? Удивленно почесать в затылке? Таинственное исчезновение? Бермудский треугольник? С тяжелым сердцем я вернулся к идее с парикмахером, как тут звякнул колокольчик.

– Я уж хотел себе его оставить.

Поппер – мокрый только, а так вроде бы приключение ему никак не повредило – довольно-таки важно напряг лапки, когда Борис спустил его на пол, и прошагал ко мне, задрав голову, чтоб я мог почесать его под подбородком.

– Он ни разу по тебе не соскучился, – сказал Борис. – Мы с ним отлично день провели.

– Чем занимались? – спросил я после долгого молчания, потому что не мог придумать, что еще сказать.

– Да спали в основном. Юрий нас высадил, – он потер потемневшие глаза, зевнул, – и мы с ним славно вздремнули вдвоем. Помнишь, как он в клубок сворачивался? У меня на голове, как меховая шапка? – Мне на голову Поппер никогда так не клал мордочку – только Борису. – Потом проснулись, я принял душ, вывел его погулять – недалеко, далеко ему не хотелось, я сделал пару звонков, мы съели по сэндвичу с беконом и приехали сюда. Слушай, прости! – вдруг порывисто сказал он, когда я ничего не ответил, и пробежал пальцами по взъерошенным волосам. – Правда. И я все исправлю, все верну, обещаю.

Тишина между нами стояла сокрушительная.

– Ну, тебе хоть весело было вчера? Мне было весело. Ночка удалась! Утром, правда, было не так здорово. Пожалуйста, ну скажи ты хоть слово, – выпалил он, потому что я так и продолжал молчать. – Я весь день из-за этого очень-очень переживаю.

Поппер прошаркал в другой конец комнаты к своей мисочке с водой. Мирно принялся пить. Долгое время в комнате только и слышно было, что его монотонное прихлебывание, причмокивание.

– Правда, Тео, – он прижал руку к сердцу, – мне очень паршиво. Мои чувства… стыд… слов нет, – сказал он еще серьезнее, когда я по-прежнему ничего ему не ответил. – И да, признаюсь, какая-то часть меня сама говорит мне: “Борис, ну зачем ты все испортил, ну зачем раскрыл свой поганый рот?” Но как мне было врать-таиться? Ну хоть это оцени, да, – попросил он, взволнованно потирая руки, – что я не трус. Я сказал тебе. Я признался. Я не хотел, чтоб ты переживал, чтоб не понимал, что происходит. И как-нибудь, но я тебе долг верну, обещаю.

– Почему… – Хоби пылесосил внизу, но я все равно понизил голос, опять тот же сердитый шепот, будто внизу Ксандра, а мы не хотим, чтоб она нашу ссору услышала. – Почему?

– Что – почему?

– Почему, черт тебя дери, ты ее взял?

Борис заморгал, слегка даже обиженно.

– Потому что к тебе в дом могла прийти еврейская мафия, вот потому!

– Нет, не потому.

Борис вздохнул:

– Ну, отчасти и потому – немного. А дома у тебя она что, в безопасности была? Нет! И в школе тоже. Я нашел старый учебник, обернул его в газету, замотал лентой, чтоб так же толсто было…

– Я спросил, почему ты ее взял.

– Что я могу сказать? Я вор.

Поппер шумно хлебал воду. Я злобно подумал, а давал ли Борис ему попить, пока они вдвоем так чудно день проводили.

– И, – он легонько дернул плечами, – я ее хотел. Да. А кто б не захотел?

– Хотел – зачем? Из-за денег? – уточнил я, когда он промолчал. Борис поморщился:

– Да нет, конечно. Такую штуку не продашь. Хотя, должен тебе признаться, я тут лет пять назад вляпался здорово, да так, что чуть ее не продал, прямо дешево-дешево, чуть ли не подарил, только б от нее избавиться. Хорошо, что не продал. Попал в передрягу, деньги были нужны. Но, – он шумно зашмыгал, вытер нос рукой, – такую вещь продавать – самый верный способ сесть. Сам знаешь. А вот в переговорах ее использовать – милое дело! Они ее под залог берут, а тебе товар отгружают. Ты сбываешь товар или что там, возвращаешься с баблосами, отдаешь их долю, картина опять твоя, гейм овер. Ясно?