Россия в годы Первой мировой войны. Экономическое положение, социальные процессы, политический кризис - Ю. Петров

Последней мерой преобразования государственного строя в «Записке» предлагалось не бросать депутатов Думы «на произвол собственных страстей и интриг», а путем поощрения и административного воздействия добиваться при помощи «особой и притом серьезно поставленной организации» и умелой «внутренней политики» власти в Думе создания благоприятного правительству большинства, гарантирующего политическую систему будущего от появления оппозиционных прогрессивных блоков.

Как показывал позже на допросах ЧСК Н.А. Маклаков, мысли о необходимости что-то делать в отношении оппозиционной Думы высказывали в частных беседах и другие правые, однако единства во мнениях не было. «Настроение было сплошь тревожное, видно было, как все таяли; доходила до бортов вода. Все спрашивали, что можно сделать, и все сходились к тому: одни говорят — роспуск и новые выборы; другие (в той же группе) — дотянуть до конца, так как полномочия естественным порядком истекают; не созывать Думу до того времени, а когда пройдет срок, еще полгода пройдет, и некоторое время будет передышка. Об этом не только Говорухо-Отрок, но и все говорили, все тревожились, видя клокочущий Везувий…»

Еще две «Записки» сходного содержания были составлены А.А. Римским-Корсаковым и М.Я. Говорухо-Отроком в середине января 1917 г. Главный смысл требований, выдвинутых кружком Римского-Корсакова, заключался во введении в стране режима военной диктатуры, призванной оградить страну от революции, роспуск Государственной думы и изменение Основных законов в плане восстановления прав самодержца, утраченных им в результате предшествующих реформ. Как справедливо замечает отечественный историк А.В. Давиденко, «наличие такого дестабилизирующего фактора, как Государственная дума, дирижируемая Прогрессивным блоком, все больше раздражало правых», в результате чего они «вновь вернулись к проектам ликвидации парламента, говорильни, которая лишь ослабляет Верховную власть перед лицом внешнего врага».

Будь комплекс мер, предлагаемый сторонниками Римского-Корсакова, воплощен в жизнь, он действительно стал бы государственным переворотом, однако ни император, ни председатель Совета министров, ни председатель Государственного совета следовать предложенному крайне правыми курсу не собирались, полагаясь больше на скорую победу, в которой они не сомневались. Да и решиться в сложившихся условиях (политический кризис, общественное недовольство, давление союзников) на государственный переворот и установление диктатуры власть едва ли могла. Попытаться осуществить подобные меры можно было только в ответ на реальную попытку дворцового переворота или революции; нанесение превентивного удара неизбежно закончилось бы провалом, ибо не встретило бы никакой общественной поддержки.

Вместе с тем, как справедливо замечает отечественный исследователь А.П. Бородин, гадать о том, как пошло бы развитие России, если бы правым удалось убедить монарха воплотить в жизнь их рецепты по спасению России от революционного взрыва, бессмысленно, но нельзя не признать, что ими была выражена «объективная возможность правой альтернативы Февралю». Придерживавшийся правых взглядов бывший военный министр А.Ф. Редигер вспоминал, как Н.А. Маклаков «высказал общую нам всем мысль, что положение нашей партии крайне трудно вследствие того, что с высоты престола делается точно нарочно все, чтобы подорвать доверие к тем монархическим началам, за которые стояла наша партия!» «Даже среди самых ярых правых, писал современник, — царь встречал отрицательное к себе отношение». Таким образом, колебания власти, в том числе и верховной, вызывали раздражение правого лагеря и приводили к росту оппозиционных настроений уже и внутри него.

* * *

Период с ноября 1916 по февраль 1917 г. стал временем стремительной дискредитации правых в общественном сознании и, как следствие, полного их краха. Накануне Февральской революции стало очевидно, что дело правых проиграно. Это понимали и сами консерваторы, отличавшиеся довольно трезвым взглядом на будущее. Трагедия консервативного лагеря во многом заключалась в том, что, хотя правым нередко удавалось справедливо критиковать своих политических противников, находить слабые места в их программах, показывать с удивительной прогностической точностью последствия, к которым вели действия оппозиционного лагеря, сами они не смогли избежать роковых ошибок, преодолеть внутреннего разлада, восстановить свое былое влияние на народные массы, предложить рецепты для вывода страны из системного кризиса и спасения монархии от краха.

В отличие от идеологов консерватизма, теоретики либерализма давали более научно обоснованную и политически взвешенную оценку причин, характера и последствий мировой войны. Они рассматривали ее как следствие предельно обострившихся противоречий мирового капитализма. Анализируя структурные сдвиги, которые имели место тогда в системе мирового капиталистического хозяйства, либералы обращали внимание на тот факт, что она в данных формах организации и функционирования достигла своего предела, за которым «начинается капиталистический катаклизм». В отличие от многих ведущих теоретиков международной и российской социал-демократии, увидевших в империалистической стадии развития капитализма канун мировой социалистической революции, либералы все же считали, что на данном этапе речь может и должна идти не о крахе капиталистической системы как таковой, а всего лишь о крахе устаревших форм организации частного хозяйства. Капиталистический катаклизм, о котором так много говорят социал-демократы, считал С.Н. Булгаков, будет принципиально иного порядка, чем тот, которого «ожидал Карл Маркс».

По мнению либералов, данная стадия развития капитализма, сохранявшая в себе многие «родимые пятна» предшествующих эпох, продолжала оставаться источником, постоянно провоцирующим возникновение международных конфликтов. Для нее характерны экономическая экспансия, с логической неизбежностью ведущая к столкновениям между государствами в их борьбе за новые колонии и рынки сбыта, а также милитаризация хозяйства и общества и как следствие — война и возможные за ней глобальные социальные и национальные конфликты. Именно в такой системе координат либералы рассматривали мировую войну, считая ее результатом «объективной потребности крупного капиталистического государства в расширении национальных хозяйственных границ». И до тех пор, пока не произойдет смены одного типа организации капиталистического хозяйства другим, более совершенным типом, пока в мире не установится цивилизованный характер международных отношений, будет, по их мнению, сохраняться опасность как локальных, так и мировых вооруженных конфликтов.

Участие России в войне рассматривалось либералами через призму понятий «оборонительная», «справедливая» и «общенародная». Такой подход к оценке войны со стороны России преследовал определенную политическую и идеологическую цель: смягчить социальные и национальные противоречия, привлечь на сторону либеральной оппозиции как круги пацифистски настроенной интеллигенции, так и народные массы, объединив их под общим лозунгом: «Война до победного конца». Известно, что даже пацифисты признавали «печальную необходимость» войн оборонительного характера для защиты государства от нападения со стороны неприятеля. Выступая на заседании московского «Общества мира», его председатель кн. Павел Д. Долгоруков заявил: «Мы, как реальные политики, вынуждены считаться с современной государственностью, с современным человечеством. Эта война будет последней. Поэтому, сокрушив навсегда германский милитаризм, народам Европы не придется более прибегать к оружию».