Стрижи - Фернандо Арамбуру

Ее инициатива имела успех и укрепила профессиональный авторитет Амалии, которая именно тогда начала получать удовольствие от своего звездного статуса или того, что хотела считать звездным статусом.

Надо ли говорить, что мы чувствовали себя жертвами. Во времена нашей юности дело обстояло иначе, и только теперь, глядя из лагеря пострадавших на подобные унижения и злые выходки, мы начинаем понимать, как они связаны с нашими собственными давними поступками. Мы с Амалией – она в своей школе, я в своей – и сами тоже были частью того же безжалостного племени, хотя ни один из нас двоих в нем не верховодил. Думаю, Амалия, делая эти передачи, не только искала решение проблемы нашего Никиты, но и пыталась облегчить собственную совесть. Какое-то время спустя, во время очередной ссоры, я упрекнул жену: якобы она воспользовалась страданиями Никиты, чтобы продвинуть вперед свою карьеру на радио. Она страшно обиделась и буквально взорвалась. Никогда прежде Амалия не говорила мне таких оскорбительных вещей.

Как-то утром, еще до выхода первой программы, мы с ней лежали в постели и рассказывали друг другу эпизоды из нашей школьной жизни, связанные с травлей. Амалии особенно запомнился один, когда ей было четырнадцать или пятнадцать лет и она училась в школе Лоретской Богоматери. В их классе была толстая девочка, с которой никто не хотел садиться за одну парту. Какое-то время ее по-настоящему изводили, потому что им нравилось видеть, как она плачет.

– Только и всего… Зато, когда на глазах у нее наконец появлялись слезы, мы сразу становились очень добрыми и жалостливыми.

На летних каникулах девочка села на драконовскую диету и вернулась в школу совершенно преобразившейся. Она стала стройной. Она смело смотрела в глаза одноклассницам и вскоре обзавелась кавалером, который поджидал ее у дверей школы. И эту ученицу не только оставили в покое, но некоторые из тех, что прежде издевались над ней, стали лезть к ней в подруги. Амалия призналась: во время передач, посвященных школьной травле, она все время боялась, как бы та бывшая одноклассница не позвонила среди прочих на радио, чтобы рассказать свою историю, и не воспользовалась случаем, чтобы вывести саму ведущую на чистую воду.

Я же рассказал ей, о чем быстро пожалел, про мальчишку из нашего класса, похожего на девочку. Весь класс ополчился на него. Бедняге не осталось ничего, кроме как перейти в другую школу, где он столкнулся с похожим отношением. Он сам описал это в книге воспоминаний, которая в свое время очень успешно продавалась. И вот, к моему удивлению, я услышал знакомый голос в передаче Амалии. Как потом выяснилось, она не успокоилась, пока не отыскала его. Сегодня он стал знаменитым писателем и не только не скрывает своей ориентации, но даже бравирует ею, сумев извлечь из нее пользу для творчества. А в детстве ему досталось, крепко досталось из-за жестокости одноклассников. Что я и подтверждаю. Во время книжных ярмарок я не раз видел, как он подписывал свои книги на каком-нибудь стенде, и мне всегда хотелось обойти его стороной, чтобы он, не дай бог, не узнал меня. И это при том, что в школьные годы я никогда его не бил и никогда напрямую над ним не издевался, но, признаюсь, охотно смеялся шуточкам, которые отпускали другие.

Он был спокойным и очень худым (а теперь превратился в довольно полного господина, замечательно владеющего речью). Я помню его умным, прилежным и ранимым – олененком среди волков. Обычно он получал лучшие отметки, что сильно раздражало одноклассников, но лютую злобу будили главным образом его манерная речь и слишком жеманные мимика и жесты, которые мы считали фальшивыми, но которые для него были вполне естественными. Сюда же следует добавить и насмешки некоторых учителей. Особенно отличились два или три школьника, превратившие его жизнь в сущий ад. Как он это описал в книге (а потом повторил в программе Амалии), обиднее всего ему было молчание большинства. Одним из этих молчавших был я. Из любопытства я прочел книгу, где он подробно рассказывает про свои детство и юность. Она начинается со вступления: автор говорит, что он был «не таким, как все», из-за чего провел в школе ужасные годы. Утешением для него было только чтение в одиночестве и ранние попытки заняться литературой. Потом, в какой-то главе, он упоминает среди своих мучителей двух учителей и называет их инициалами, а также школьников – по именам. Я среди них не фигурирую.

2.

Что мне больше всего нравилось в гневе Амалии, так это то, как мгновенно преображались черты ее лица. Я считаю, что ярость уродует людей. А вот мою жену она украшала, правда, на очень короткое время, по прошествии которого (проклятия, слезы, истерика) все очарование как ветром сдувало. Но благодаря самому началу вспышки я мог в течение нескольких секунд наблюдать настоящее лицо Амалии, гораздо более красивое, чем другое, обычно скрытое под слоем макияжа.

Ее естественная красота немало страдала от употребления косметики. У нее был шкафчик с пятью полками, забитый до отказа, в то время как наши с Никитой предметы гигиены легко умещались у каждого в один ящик. Амалию преследовал очевидный, хотя и тщательно скрываемый страх перед старением, поэтому она была постоянной клиенткой парикмахерских и салонов красоты. А дома часами просиживала перед зеркалом, занимаясь своей внешностью.

– Милый, сегодня меня не жди, я иду на маникюр.

Или на депиляцию. Или в спортзал. Насколько помню, такие фразы мне доводилось слышать каждый день.

У нас так и не родилась девочка, о которой мы мечтали или говорили, что мечтаем. Амалия бесконечно откладывала момент зачатия, боясь, что еще одна беременность безнадежно испортит ей фигуру, а время, потраченное на заботу о младенце, может разрушить карьеру или, не иключено, серьезно ее притормозит.

– Ты ведь прекрасно знаешь, что мир построен на соперничестве и счастливый случай надо ловить – иначе им воспользуются другие.

За порогом нашего дома Амалия всегда выглядела безупречно. Надушенная, элегантная, принаряженная – чтобы ни к чему нельзя было придраться. Однако по квартире, где видели ее только Никита и я, она часто разгуливала с темными кругами под глазами и непричесанная, в старых тапках и с намазанным кремом лицом, демонстрируя свой целлюлит и вены на обеих ногах. Нередко мы с Никитой не могли попасть в ванную, потому что сеньора только что красила там волосы и было не продохнуть из-за острого запаха аммиака.

Амалия постоянно усовершенствовала свою красоту, и та выглядела искусственной. Высунувшись в окно, я мог до угла