Сегун - Джеймс Клавелл

— Все было очень обыденно. Каждое пенни наших денег было связано с кораблем, и он был потерян… и, ну, вскоре после этого умерла моя сестра. Она фактически умерла от голода. Это был голод 1571 года, и снова пришла чума.

— У нас иногда бывает чума. Оспа. Вас было много в семье?

— Нас было трое, — сказал он, радуясь, что разговор ушел от еще одной неприятной темы. — Вилья, моя сестра, ей было девять лет, когда она умерла. Артур, следующий — он хотел быть художником, скульптором, но ему пришлось стать учеником каменщика, чтобы помочь вырастить нас. Он был убит во время Армады. Ему было двадцать пять, бедный глупец, он только что поступил на корабль, необученный, совсем новичок. Я последний из Блэксорнов. Сейчас жена и дочь Артура живут с моей женой и детьми. Моя мать еще жива, так же как и старая бабушка Жакоба — ей семьдесят пять и она тверда, как английский дуб, хотя она и ирландка. По крайней мере они все были живы, когда я отплывал два года назад.

Снова нахлынула боль. «Я буду думать о них, когда поплыву назад домой, — пообещал он себе, — но не раньше этого времени».

— Завтра будет шторм, — сказал он, посмотрев на море, — сильный шторм, Марико-сан. Потом через три дня будет хорошая погода.

— Сейчас сезон штормов. Большую часть времени облачно и идет дождь. Когда дождь прекращается, бывает очень влажно. Потом начинаются тайфуны.

«Хотел бы я быть на море опять, — подумал он, — был ли я когда-нибудь на море? Был ли на самом деле корабль? Что такое реальность? Марико или служанка?»

— Вы не очень веселый человек, да, Анджин-сан?

— Я слишком долго был моряком. Моряки всегда серьезны. Мы привыкаем следить за морем. Мы всегда следим за морем и ждем несчастья. Отведи глаза от моря на секунду, и оно подхватит твой корабль и превратит его в щепки.

— Я боюсь моря, — сказала она.

— Я тоже. Старый рыбак сказал мне однажды: «Человек, который не боится моря, скоро утонет, так как он выйдет в море в день, когда ему бы не следовало этого делать». Но мы боимся моря, поэтому мы будем тонуть снова и снова, — он взглянул на нее. — Марико-сан…

— Да?

— Несколько минут назад вы убедили меня, что… ну, скажем, я поверил. Сейчас я не убежден. Так где правда? Хонто. Я должен знать.

— Уши для того, чтобы слышать. Конечно, это была служанка.

— Служанка. Могу я просить ее всякий раз, как мне захочется?

— Конечно. Но умный человек не стал бы.

— Потому что я могу быть разочарован в следующий раз?

— Может быть.

— Я думаю, трудно обладать служанкой и терять служанку, трудно ничего не говорить…

— Секс — это удовольствие тела. Ничего говорить не надо.

— Но как я скажу служанке, что она красива? Что я люблю ее? Что она наполняет меня экстазом?

— Это, видимо, не любовь для служанки. Не здесь, Анджин-сан. Эта страсть даже не для жены или наложницы, — ее глаза вдруг метнулись в сторону, — но только для кого-нибудь типа Кику-сан, куртизанки, которая так красива и заслуживает этого.

— Где я могу найти эту девушку?

— В деревне. Я почту за честь действовать как ваш посредник.

— Ей-богу, я думал, вы это и имеете в виду.

— Конечно. Человек нуждается в разных видах страсти. Эта госпожа достойна любви, если только вы сможете это выдержать.

— Что вы имеете в виду?

— Она очень дорогая.

— Любовь не покупается. Это не стоит ничего. Любовь не имеет цены.

Она улыбнулась:

— Секс всегда имеет свою цену. Необязательно в деньгах, Анджин-сан. Но мужчина платит всегда за секс тем или иным образом. Истинная любовь — мы называем ее долгом — это чувство души к душе и не нуждается в таком выражении — в физическом выражении, за исключением, может быть, дара смерти.

— Вы не правы. Я хотел бы показать вам мир таким, как он есть.

— Я знаю мир, как он есть и каким он будет вечно. Вы хотите снова эту презренную служанку?

— Да. Вы знаете, что я хочу…

Марико весело засмеялась:

— Тогда она придет к вам. На закате. Мы приведем ее, Фудзико и я!

— Черт бы ее побрал, я думаю, и вас тоже, — он засмеялся вместе с ней.

— Ах, Анджин-сан, как хорошо видеть вас смеющимся. С того момента, как вы приехали сюда в Анджиро, вы сильно изменились. Очень сильно изменились.

— Нет. Не так сильно. Но прошлой ночью я видел во сне мечту. Этот сон был совершенством.

— Бог совершенен. И иногда также закат, или восход луны, или цветение первого крокуса в этом году.

— Я вас совсем не понимаю.

Она откинула вуаль на шляпе и посмотрела прямо на него:

— Однажды другой мужчина сказал мне: «Я совсем не понимаю вас», а мой муж сказал: «Прошу прощения, господин, но никто не может понять ее. Ни ее отец не понимает ее, ни наши боги, ни ее чужеземный Бог, ни даже мать не понимает ее».

— Это был Торанага? Господин Торанага?

— О, нет, Анджин-сан. Это был Тайко. Господин Торанага понимает меня. Он понимает все.

— Даже меня?

— Вас очень хорошо.

— Вы уверены в этом?

— Да. О, совершенно уверена.

— Он выиграет войну?

— Да.

— Я его любимый вассал?

— Да.

— У него будет мой корабль?

— Да.

— А когда я получу обратно свой корабль?

— Вы не получите.

— Почему?

Ее серьезность исчезла:

— Потому что вы будете иметь свою «служанку» в Анджиро и будете так часто заниматься любовью, что у вас не хватит сил уехать, даже уползти на коленях, когда она попросит вас подняться на ваш корабль и когда господин Торанага попросит вас подняться на борт и покинуть нас!

— Вот вы опять уходите! То такая серьезная, то наоборот!

— Это только ответ вам, он ставит некоторые вещи на свои места. Ах, но прежде чем вы оставите нас, вам следует повидать госпожу Кику. Она достойна великой страсти. Она такая красивая и талантливая. Для нее вы должны сделать что-то необычное!

— Я склоняюсь к тому, чтобы принять вызов.

— Никакого вызова нет. Но если вы готовитесь стать самураем, а не варваром, если вы готовы воспринимать любовную встречу как она есть, тогда я почту за честь действовать как ваш посредник.

— Что это значит?

— Когда вы будете в хорошем настроении и готовы к совершенно особому удовольствию, скажите вашей наложнице, чтобы она попросила меня.

— А причем здесь Фудзико-сан?