Генрих VIII. Жизнь королевского двора - Элисон Уэйр

герцогиней Ричмонд в Кеннингхолл. В тот же день Хэмптон-корт покинули леди Рочфорд и Калпепер – их отвезли в Тауэр20, где первую подвергли многократным допросам; в результате у нее, по-видимому, случился нервный срыв, хотя современники решили, что она сошла с ума. Из-за этого «приступа безумия» леди Рочфорд не могли по закону привлечь к суду. Однако король, твердо вознамерившийся отомстить, каждый день посылал к ней своих врачей, чтобы те оказывали ей помощь и докладывали о том, улучшается ли ее состояние21.

После отъезда Екатерины в Сион Генрих вернулся в Хэмптон-корт. Услышав новость о падении королевы, Анна Клевская тут же приехала в Ричмонд, на тот случай, если Генрих вдруг решит возобновить их брак. Однако к ней явился только тайный советник, чтобы забрать кольцо – подарок Екатерины22.

Первого декабря в Гилдхолле Дерем и Калпепер были лишены прав и состояния за государственную измену и приговорены к смерти. Король заменил казнь через повешение, волочение и четвертование на отсечение головы, что и было исполнено 10 декабря. Головы казненных надели на пики и выставили на Лондонском мосту, где они оставались как минимум до 1546 года23.

Мало кто из Говардов избежал королевского гнева. Чарльз Говард был уволен из Личных покоев. Вдовствующая герцогиня Норфолк, лорд Говард и его жена Маргарет, графиня Кэтрин Бриджуотер и Анна, жена брата опальной королевы Генри Говарда, были преданы суду, признаны виновными в сокрытии проступков королевы и заключены в тюрьму за недонесение об измене; кроме того, их лишили имущества. Тем не менее в течение года король простил всех и выпустил их на свободу. Норфолк и Гардинер, сделавшие больше других для того, чтобы король женился на Екатерине Говард, избежали наказания, хотя Норфолк никогда больше не был в такой милости у Генриха, как прежде. Он благоразумно удалился от двора и занялся своими делами в Кеннингхолле, откуда посылал королю низкопоклоннические письма, порицая дурное поведение своей племянницы и других родственников и моля о «возвращении милости»24. Его сына Суррея скандал не затронул, он по-прежнему пользовался любовью и уважением короля.

После ухода в тень консерваторов Личные покои оказались под полным контролем реформатов-радикалов во главе с Хертфордом и Энтони Денни, и эта расстановка сил в основном сохранялась до конца правления Генриха.

В продолжение этих ужасных недель король не терпел рядом с собой «никого, кроме музыкантов и менестрелей, и проводил почти все время на охоте, стремясь забыть свое горе»25. Он не оставался надолго ни в одном доме, беспрестанно переезжая с места на место. Рождество в Гринвиче прошло печально, в узком кругу приближенных. Король, по замечанию Марийяка, был «грустен и не склонен к пирам и общению с дамами», а его советники казались «задумчивыми и меланхоличными»26.

В январе 1542 года Генрих выглядел «старым и посерел лицом после несчастья с последней королевой». Шапюи отмечал, что никогда не видел его «таким печальным, задумчивым и тяжко вздыхающим»27. Об умонастроении Генриха можно судить по словам, которые он подчеркивал в своих религиозных книгах: все они говорят о том, как глупо и безрассудно связывать свою жизнь с распутными женщинами. Одно из выделенных королем в Книге Притчей высказываний звучит так: «И для чего тебе, сын мой, увлекаться постороннею и обнимать груди чужой?»

Король начал быстро набирать вес после трагической смерти Джейн Сеймур, теперь же старался развеять печаль, вызванную изменой Екатерины Говард, предаваясь «удивительным излишествам» в еде и питье, по словам Марийяка. И без того «очень полный», он «изо дня в день становился толще», все больше напоминая своего деда по матери Эдуарда IV, также склонного чрезмерно потакать своим прихотям28. Вскоре люди стали говорить: «Король так толст, что в его дублет поместятся трое самых крупных мужчин, каких только можно сыскать»29. В 1542 году стоявшую в Уайтхолле огромную кровать короля из древесины грецкого ореха увеличили до 7 футов 6 дюймов в длину и 7 футов в ширину, чтобы на нее помещалось грузнеющее тело Генриха.

Врач Эндрю Борд – известный как Весельчак Эндрю, поскольку он полагал, что смех есть лучшее лекарство, – осматривал Генриха в 1542 году и сообщил, что волосы у короля по-прежнему густые и рыжие, хотя и редеют на макушке, пульс сильный и регулярный, пищеварение хорошее. Тем не менее Борда обеспокоило то, что Генрих слишком много ест и страдает ожирением. Как полагали некоторые королевские доктора, он был «не в том состоянии, чтобы прожить долго»30.

Собравшийся в январе 1542 года парламент издал акт, объявлявший изменой замужество с королем нечестивой женщины, если она прежде не открыла ему свое прошлое31. «Лишь очень немногие дамы при дворе, если таковые вообще найдутся, могут отныне удостоиться подобной чести», – язвительно заметил Шапюи32. Но вскоре настроение короля улучшилось, и он снова «угощал на пирах дам». Двадцать девятого января, когда парламент рассматривал акт о лишении прав и состояния, обрекавший на смерть Екатерину Говард, Генрих ужинал с двадцатью шестью дамами; еще тридцать пять сидели за другим столом. «Все они от души веселились»33, причем король уделял особое внимание жене Уайетта Джейн Хот, жившей отдельно от супруга, и Анне Бассет, «прелестному юному созданию, у которого хватило бы сообразительности вести себя так же плохо, как остальные, если бы она попыталась»34.

Екатерина Говард, томившаяся в Сионе, старалась не падать духом, хотя и не питала иллюзий насчет своей участи. Но когда в феврале ее лишили прав и состояния, пришли лорды из Совета, чтобы препроводить несчастную в Тауэр; она запаниковала, и ее пришлось силой заталкивать на стоявшую у причала барку. Оказавшись на борту, Екатерина успокоилась и попросила принести в ее каюту плаху, чтобы она как следует подготовилась к встрече со смертью. Утром 13 февраля Екатерине, ослабевшей от страха настолько, что она едва держалась на ногах, отрубили голову топором на лугу Тауэр-грин, где меньше шести лет назад окончила свой земной путь ее кузина Анна Болейн. Среди собравшихся посмотреть на казнь был еще один кузен бывшей королевы – граф Суррей.

Следом за Екатериной смерть приняла леди Рочфорд. Ее истерическое состояние не проходило, и король потребовал от парламента принять акт, который позволил бы ему законно казнить умалишенного человека, совершившего измену. Но когда леди Рочфорд оказалась на эшафоте, она выглядела спокойной и безропотно признала свою вину35.

Екатерину, которой к моменту казни едва ли было больше семнадцати лет, похоронили рядом с Анной Болейн под алтарными плитами в королевской церкви Святого Петра