Постумия - Инна Тронина

Я украдкой любовалась ею то из-под стола, то из-за дверцы шкафа. И мечтала стать такой же бесстрашной героиней. Рассказы о её подвигах можно было слушать бесконечно. Конечно, кого попало, да ещё в возрасте двадцать с небольшим, Андрей Озирский не сделал бы своим замом…

Сейчас Оксане никак не выглядело сорок. Максимум – тридцать пять. Я сразу же оценила её платье – чёрное, с белым передом и коротким рукавом. Те же самые бесподобные волосы волнами падали на плечи. На запястьях крутились нефритовые браслеты. В Киеве Оксана организовала такое же агентство, как Роман Брагин в Минске. И столь же успешно руководила им – уверенной, мужской рукой.

– Всеволод, это он – однозначно! – Тон Оксаны не допускал никаких возражений. – Вот где нашёлся, сукин сын… Мал клоп, да вонюч. Тогда на «ридну неньку» сбежал, под подол к ней залез. А теперь русским патриотом заделался, когда срок давности истёк. Тогда они для него были кацапы, а теперь – Новороссия! Вот уж от кого-кого, а от этого пащёнка я такой прыти не ожидала. Каюсь, думала, что он тогда в аффекте Липку зарезал. Приревновал к Андрею. Она любила провоцировать – не отнимешь. Хотела, чтобы мужики из-за неё дрались. То одного дразнила, то другого. Какой-то сундук её научил. Но не у всех такое поведение вызывает восторг. Кое-кто и пристукнуть может. Я так и рассудила. Вину разложила на них почти поровну. А он оказался полным выродком. Как говорится, всегда в тренде. И трендеть хорошо умеет. Тогда ведь Миколой звался, подчёркивал свою титульную национальность. А сейчас он Николай, наипервейший колорад и борец с хунтой…

– Ты сама-то собираешься к нам в гости?

Генерал понимал состояние Оксаны, сестру которой «НН» загубил в бытность свою Миколой. Но всё же захотел немного успокоить её, увести тяжёлый разговор в сторону.

– Да меня в аэропорту сразу же свинтят! – снова взвилась Оксана. Её глаза с расширенными зрачками метали зелёные молнии. И я очень чётко себе представила, как она своими руками убивала врагов. – Я ведь на обоих майданах засветилась. На первый попала скорее из любопытства – просто приехала к тёте в гости. Ну а потом сей факт был использован против нас с Андреем, когда отжимали фирму. Уже после его эмиграции мы с Октябриной прилетели в «Борисполь». И даже не знали, куда нам теперь идти. Сейчас я радуюсь, что хоть дочка сумела вернуться, причём совсем недавно. Замуж вышла за друга детства…

– О-о, поздравляю! Не знал. – Генерал Грачёв сцепил руки и потряс ими в воздухе. – За кого хоть?

– За Дениса Оленникова. Помнишь такого мальчугана?

– А як же! Они с твоей дочерью, вроде, ещё детьми решили свадьбу сыграть?

– Вот именно! Денис тогда очень помог нам обеим. Они и подождали бы, да обстоятельства заставили. Хочешь, пришлю тебе их свадебные фотки на почту? В Кронштадте, на фортах, снимались. Очень красиво.

– Конечно, хочу! – Дядя весь светился от радости.

– А сейчас передо мной на столе другая фотка. Последняя перед нашим отъездом в Киев. Дениска в тельняшке, за лето кудри отрастил. Они с Откой попросили запечатлеть их на качелях. В знак того, что обязательно встретятся. Качели ведь туда-сюда летают. А я тогда ни во что хорошее уже не верила. Но дети оказались правы. С тех пор они, конечно же, встречались. Мы ведь приезжали в гости. Я про себя мечтала, чтобы хоть Октябрина назад вернулась. Когда на Украине всё это началось, я окончательно духом пала. Но вот ведь свершилось! Отку принял её родной город. А мне Москвы, наверное, уже не видать. Когда Андрея эти «оборотни в погонах» чуть не убили по наводке Аргента, меня тоже за горло взяли. Или сваливай, как твой шеф, или крышкой накроешься вместе с дочерью. А у меня ведь во Франции никого нет. Вот и рванула в Киев. Оставила генеральную доверенность Диме Буссову – чтобы квартиру на Пресне продал. По дешёвке пришлось уступить. Но всё-таки средств хватило, чтобы дом купить под Киевом. Четыре комнаты, центр города – не баран чихнул…

– Значит, теперь ты – настоящий «укроп»? – ухмыльнулся дядя.

– Ага. И веточку ношу на шевроне. У меня, между прочим, отец с Донбасса был родом. Мне что, между Донецком и Киевом разорваться? Я почти каждое лето там гостила. Мои родственники живут как раз в этих сёлах – Грабово и Рассыпное. Над ними сбили самолёт, помните? Так тела валились прямо во дворы и на детский дом. Жителей до сих пор колотит от этого…

– Оксана Валерьевна, я недавно разговаривала с беженкой из Луганска, – встряла я в разговор. – К её тётке в огород тоже тело упало.

– А я о чём говорю?! – Оксана мельком улыбнулась мне и снова помрачнела. – Перепутали лайнер с военно-транспортным бортом, потому что в головах опилки. Ведь перехватили же похвальбу Гиркина про «птичкопад»! И до этого тоже самолёты сбивали сепары. Лично я знаю женщин, у которых сыновья так погибли. Но ведь главное – ни признаваться, не каяться. Даже, наоборот, гордиться. Наряжать крошечных детишек в военную форму, стилизовать коляски под танки. Вместо сосок у них во рту торчат ракеты. Родители все тоже в гимнастёрках и в пилотках, обязательно с георгиевской лентой. А ведь эти мужики даже в армии не служили, косили «хором». Так хоть теперь нужно приобщиться к великому. Разговаривать нормально разучились. Бесконечный набор штампов, высший градус психоза. «Мы присутствуем при рождении новой российской нации, при новом воскресении…» Вот-вот пена изо рта пойдёт. Раньше-то нас называли красно-коричневыми, а с недавних пор – врагами народа.

– Это точно. – Дядя тяжело вздохнул. Наверное, вспомнил о чём-то своём.

– В последний раз я побывала в Питере год назад. Останавливалась в гостинице «Гельвеция». Вот тогда и погиб самолёт. Сердце подсказало мне, что дальше станет только страшнее. Нормальные люди ужаснулись бы содеянному. Так нет, это слабость – вину свою признать, искупить. Лучше орать: «За Новороссию! На Берлин!» И пусть Захарченко рассекает на джипе «Лексус» с московскими номерами, пусть Донбасс делят между собой бандиты. Эти огромные серебристые внедорожники носятся по улицам, по степи, как призраки. Сопровождают их «мерсы», «Лэндроверы» с автоматчиками. В России, конечно, заняться нечем – всё давно в порядке. Следователь ГУВД в Волгограде, женщина, между прочим, сбивает ребёнка. А потом бежит покупать мороженое, чтобы отбить «выхлопы» после корпоратива. Её, между прочим, даже на пятнадцать суток не посадили. И таких случаев тьма. Их давят пьяные начальники совершенно безнаказанно, а они гордятся! Рты зашили и сидят. Хоть бы капля достоинства осталась! Всё под контролем, кроме преступности. Граждане стоят по струнке. Даже руферы, записные неформалы, вывешивают триколор на крыше полпредства президента именно двенадцатого июня…

– Было такое дело, – подтвердил генерал. – Сказали – в зак глубокого уважения.

– Прямо заплачу сейчас! – скривила лицо Оксана.

Я уже начала бояться, что у дяди начнутся неприятности. Возможно, он тоже подумал об этом, но не мог оборвать Оксану. Прекрасно понимал, как болит у неё душа, как жжёт внутри и корёжит.

– Ведь мы с Андреем Озирским эту землю своей кровью полили. Мне девятнадцать было, когда впервые внедрилась в банду. А дома – грудной ребёнок. Потом меня продали в публичный дом Стамбула, привезли в аэропорт «Ататюрк»…