Артания - Юрий Никитин

– Отец, разве у нас не сильны войска? Тулей ответил снеохотой:

– Войска сильны, накормлены, отдыхают в бараках. Ещесильнее наши башни, мимо которых чужая мышь не проползет! Но я не хочу воеватьс человеком, который может стать если не другом, то хотя бы союзником. МощьКуявии в том, что мы врагов Превращаем в друзей. Или хотя бы в нейтральныхсоседей, с которыми начинаем торговать, общаться, а потом они постепенно всеравно становятся нашими друзьями.

– Отец, – сказала она с твердостью вголосе, – я не пойду за Янкерда!

Он отстранился, в глазах блеснул гнев. Густые бровисдвинулись грозно, а голос прозвучал сдержанно, но с нотками далекого грома:

– Только дочери простолюдинов могут выбирать, за когоим пойти. Да и то сомневаюсь… Тцарские же дочери выходят замуж, руководствуясьинтересами страны. Слишком многое зависит от такого пустяка, как простоезамужество, и я этим многим пренебречь не могу.

– Отец!

Он хлопнул ладонью по столу:

– Две недели! Еще две недели даем сроку твоемуарта-нину.

Она возразила:

– Не артанину, а мне!

– Хорошо, – сказал он уже мирным голосом, видя,что дочь уступила, – тебе. Еще две недели разрешаю тебе ждать этого,признаю, героя. Но затем… прости, дочь, тебя возьмет в жены князь Янкерд.Интересы Куявии, дочь моя.

Он все-таки сходил к обрыву, с которого сверзился, выбралпару подходящих камней. Мох уже носил за поясом, сушил. Еще труднее оказалось ссухими ветками. В этом влажном липком мире любой отмерший сучок все равнопропитывается влагой, тут даже воздух наполовину из воды, как еще эти люди нестали рыбами или жабами…

Когда он развел огонь, все попрятались по дуплам. Оннаслаждался сухим жаром, выпаривал из себя влагу, приготовил на огне убитуютолстую птицу, чем-то похожую на голубя, размером с гуся.

Цветок осмелела первой, он научил ее есть жареное мясо. Онапришла в восторг, носилась между костром и дуплами, Придон слышал ее счастливоеверещание. Наконец оттуда начали вылезать испуганные мужчины.

Так прошел еще один день, а на следующий уже пробовали травуне вытаптывать, а выжигать. Посреди поляны горел большой костер, в него постоянноподбрасывали ветки, Придон всякий раз повторял, что мокрые ветки не горят, надоискать сухие.

Сегодня он проснулся с ощущением, что слабость почтипокинула, выветрилась. Он здоров или почти здоров. Выглянул из дупла: вверхумир в несколько слоев перекрыт толстыми, как оладьи, и такими же жирнымизелеными листьями. Не только переплелись, как переплетаются вьюнки, но исрослись, словно здешний мир обступило со всех сторон одно-единственное деревос мириадами стволов.

Вытоптанная вчера, выбитая и выжженная поляна заросла заночь жирными сочными стеблями толщиной с руку. Высушенные вечером огнем кострастволы снова влажно блестят, из щелей выпучивает белесые шляпки грибов размеромсо щиты.

Костер полыхает победно, жарко, но трое мужиков все еще тупои покорно утаптывают траву по старинке. Еще четверо старательно рубят каменныминожами сочные побеги, оранжевые, почти прозрачные, видно, как внутри бегутсоки.

Женщины самые сочные комки уносят, руки перепачканы, толстыегубы блестят, даже вся шерсть на шкурах мокро блестит, словно по ним всю ночьползали эти гигантские слизни.

Придон вылез, постоял, держась за край. Голова закружилась,но на ногах удержался. На него оглядывались, как ему почудилось, со сдержаннымлюбопытством, потом понял, что это даже не любопытство, а просто молчаливоеприглашение включиться в работу, как только почувствует себя достаточноокрепшим.

Эти люди, подумал с брезгливым изумлением, мало чемотличаются от тех деревьев, против натиска которых воюют. Они не слыхали протитаническую битву Артании, Куявии и их Славии за господство над миром, неслыхали даже про города, другие племена и народы. До них доходят смутные слухи,что еще есть деревни, но никогда других людей не видели, потому в ихсуществование просто не верят… Они вообще не представляют, что человек можетвоевать против другого человека!

Он отпихнулся от дерева, под ногами непривычно прогибалсятолстый слой жирного мха. Иногда под ногами чавкало, выбрызгивалась тонкаяструйка рыжей воды. Пахло смрадом, гнилью, разлагающимися болотными растениями,дохлой рыбой и жабами.

Силы возвращались с каждым шагом. Комочки глины с перевязисперва отламывались мелкими сухими камешками, остальное размокло, перепачкалогрудь, зато ремень теперь гнется, словно стал частью собственной кожи. Только рукоятьосталась скрытой под налипшими серыми комьями.

Домики отступили и скрылись за покрытыми мхами деревьями. Ондаже видел некоторое время впереди тропинку, деревья с обеих сторон почернелиобугленной корой, но саму тропку уже затянуло влажной сочной травой. Этохорошо, сказал он себе подбадривающе. Вон дальше за деревьями раскинуласьржавчина топкого болота. Обнаглело, даже не прячется под ковром мха. Посредиболота осклизлые корни вывороченного дерева, ствол под водой, а вершинку можноугадать по блестящим от слизи, черным, голым, как черни, ветвям, что жуткоторчат из гнилой тухлой воды.

Деревья, что ближе к болоту, усажены уродливыми грибами.Когда Придон проходил слишком близко, начинали распухать и наливатьсяжелто-красным, похожие на гнойные нарывы. Внизу из-под корней выступают серые,как кожаные шлемы из козьей кожи, шляпки болотных грибов. Он всякий раз делалкрюк, от грибов воняет гадостно, к тому же шипят, поворачиваются в его сторону,следят, готовые выстрелить мельчайшими семенами. Он уже видел людей в деревне,что покрываются зелеными пятнами. Если не облить едким соком из раздавленныхболотных червей, то семена пустят корни. Такое уже случалось с ротозеями,которые попались так далеко от деревни…

Странность болот в том, что если в Артании болото – всеголишь умирающее озеро, что зарастает тиной и ряской, его обычно видно с одногоберега и вплоть до противоположного, то здесь вокруг болот деревья теснилисьтак, что палец не просунуть, все больные, с исковерканными покрученнымистволами, ветки не тянутся вверх, а бессильно свисают прямо в гнилую воду, поним постоянно выползает что-то слизкое, мокрое, Придон не успевал рассмотреть,ветвей слишком много, листья почерневшие, умирающие, на глазах скручиваются итяжело срываются с таких же черных влажных веток.

Часто за плотной завесой умирающей зелени кто-то неведомыйдушераздирающе кричал. Придон сперва вздрагивал и отпрыгивал под защитудеревьев, но крики звучали равномерно, ни плеска, ни шлепков по болоту, значит,этот крикун с места не сдвигается, и он для себя решил, что это просто что-товроде гигантских лягушек.

Дорожка шла вдоль болота. Деревья стали мельче, совсемжалкие, гниющие на корню, вместо сока получающие только гнилую воду. Голыебезлистные ветки с черной, облепленной слизью корой уже не закрываютжелто-багровую поверхность, что иногда поднимается бугром; с жутким звукомлопался пузырь, и Придон задыхался от придонного смрада.