Прекрасная Габриэль - Огюст Маке

Эти идеи, переходя от Сюлли к Замету, от Замета к Антрагам возбуждали в них страшную бурю. Элеонора раздувала ее энергически, Анриэтта, мужественная, гордая, не примечала, что сделалась невольницей своего орудия. Элеонора постоянно рассказывала Анриэтте то, что могло возбудить в ней гнев и приводить ее к поступку, за который ответственность итальянка побоялась бы взять на себя. Только бы ее интрига делала шаг вперед, Анриэтта не отступала никогда. Идти вперед — таков был девиз Антрагов. Роль Элеоноры обрисовывалась также ясно, с оттенком чисто итальянским: заставить идти вперед — вот каков был девиз флорентийского союза.

Рассказав эти подробности, последуем за обеими женщинами в сад Замета, по которому они гуляли, срывая там и сям цветы, еще влажные от утренней росы.

Посланный короля, аккуратный как солнечный луч, явился в ту минуту, когда Элеонора рассказывала своей приятельнице об отъезде Эсперанса ночью. Это обстоятельство, рассказанное только как подробность ежедневного надзора, это простое донесение полиции союзников не взволновало Анриэтту, привыкшую слушать, что в такой-то день Эсперанс отправился на охоту, в такой-то пробовал лошадь, в такой-то, наконец, запирался в домике предместья. Приход ла Варенна представлял больший интерес. Анриэтта взяла письмо, чтобы прочесть его, поодаль. При первых словах она вскрикнула от радости. Этот крик подозвал к ней Элеонору. Обе молодые женщины вошли в тенистую аллею, которая скрыла их на минуту от глаз ла Варенна.

— Знаешь, что король предлагает мне, Элеонора?

— Догадываюсь, — сказала лукавая флорентийка, — но все-таки скажите.

— Полдник в Сен-Жермене сегодня вечером.

— О! о! Что скажет граф д’Антраг? Полдник… вечером… Сен-Жермен… вот три ужасные слова для добродетели девушки!

Странная улыбка Анриэтты очень скоро доказала Элеоноре, что ее добродетель способна выдержать такие ничтожные опасности.

— Я знаю, — продолжала итальянка, понимавшая даже молчание, — я знаю, что вы не согласитесь ни на что до падения вашей соперницы. Но все-таки опасность есть. Притом, если маркиза застанет вас с королем?

— Маркиза уехала сегодня рано утром в Монсо.

— Уехала одна? — спросила итальянка.

— Конечно, если король пользуется ее отсутствием, чтобы предложить мне этот полдник.

— Уехала одна! задумчиво повторила Элеонора.

— Я вижу, что очень выгодно, — продолжала Анриэтта, — воспользоваться этим отсутствием, чтобы провести час с королем и сказать ему несколько добрых истин.

— Что правда, — сказала Элеонора задумчиво.

— О чем ты думаешь?

— Об этом отъезде в Монсо.

— Ты думаешь, что это хитрость Габриэль, для того чтобы застать врасплох короля? Маркиза неспособна на подобную мелочь, это хорошо для таких дур, как мы, моя милая, а у маркизы душа великая, как верно говорит месье Эсперанс, у которого душа огромная. Великие души не подстерегают и не шпионят, фи!

— Это правда, маркиза уехала в Монсо не затем, чтобы вас застать врасплох.

— Ты, кажется, бредишь наяву. Куда смотрят так пристально твои большие глаза?

— Они стараются следовать за Сперанцой, который также уехал сегодня утром.

— Эти совершенные любовники захотят встретиться? — с презрением сказала Анриэтта. — Никогда! Это было бы вопреки их совершенству, и они не дадут нам над ними этой победы. Сперанца, как ты говоришь, отправился с любовью подмечать в грязной траве следы какого-нибудь зверя, потом он страстно пройдет пять или шесть лье по лесу, исцарапав себе руки и лицо колючками. Наконец, в пароксизме нежности, он пошлет малую или крупную дробь в какого-нибудь зверя. Вот что сделает Сперанца, идеал любовников, вот что он делает в ту минуту, когда я говорю с тобой. Потом, запыленный, весь в поту, он сядет за стол с этими двумя служаками Крильоном и Понти. Они опорожнят несколько бутылок, и икота очень гармонически смешается со вздохами. Вот какова его любовь!

Элеонора улыбнулась. Анриэтта, обрадовавшись, что излила свою ненависть в нескольких колких словах, продолжала тоном более серьезным:

— Стало быть, ничто не мешает такой несовершенной женщине, как я, провести час в Сен-Жермене с королем, который желает меня видеть и которого я должна перевоспитать. Перевоспитать совершенно. Отец мой не оставит меня, будь спокойна. Он боится еще больше тебя моей слабости. О, моя слабость! — прошептала она со зловещей молнией в глазах. — Было время, когда мое сердце было слабо… Тогда каждый мучил его сколько хотел. Теперь моя очередь! Довольно презрения, довольно оскорблений, довольно страданий! Слабость для других, а сила и торжество для меня!

— Вы говорите, как должна говорить королева, — сказала Элеонора спокойно и с той самоуверенностью, которая заставляет лесть проникать до глубины сердец, наиболее закаленных. — Что вы будете отвечать ла Варенну?

— Что в назначенный час я буду в Сен-Жермене.

— А который назначен час?

— Четыре часа. Я только успею одеться. Говорят, что маркиза одна имеет вкус во Франции. Мы увидим, скажет ли это король сегодня вечером. Пойдем скорее отвечать ла Варенну. Но я вижу кого-то возле него.

— Это Кончино.

— В сапогах, запыленный, разве твой Кончино тоже охотится?

— Нет, но он следил сегодня утром за Сперанцой и воротился сообщить известия о нем.

— Это прекрасно. Я узнаю их до отъезда.

Кончино, пожав руку ла Варенна, пошел искать дам. Он нагнал их на повороте дороги.

— Ну что? — спросила Элеонора.

— Он поехал по дороге в Мо.

— Он, верно, охотится в Лувре, — сказала Анриэтта.

— Кажется, через Мо едут в Монсо? — холодно спросила Элеонора.

— Это правда, — отвечала Анриэтта, вздрогнув.

— В четырех лье отсюда, в Вошуре, он остановился, — продолжал Кончино, — и ждал.

Обе женщины переглянулись.

— В семь часов приехала, кажется, из Парижа, карета маркизы.

Анриэтта сделала движение.

— Карету провожали, — прибавил итальянец, — только два верховых. Синьор Сперанца подъехал к дверце и поговорил минут десять с маркизой, потом, снова остановившись, пропустил карету вперед, а сам повернул назад.

— Он воротился в Париж? — спросили в один голос обе женщины.

— Нет, он повернул направо через поле.

— И ты не поехал за ним! — вскричала Элеонора.

— На равнине он увидал бы меня; притом я устал; следовать за Сперанцой, когда он едет на вороной лошади, невозможно. Я пойду спать.

Говоря таким образом, Кончино флегматически повернулся спиной и ушел. Анриэтта и Элеонора оставались с минуту в изумлении.

— Они назначили себе свидание в Монсо! — первая вскричала Анриэтта.