Медведь и Дракон - Том Клэнси

«Как интересно услышать такое от солдата, – подумал полковник Алиев. – Поездки в танках делают кинофильмы более интересными. Проклятье!»

* * *

– Что этот узкоглазый гребаный ублюдок думает о себе? – проворчал Гант, когда они вышли в сад.

– Марк, сегодня утром мы представили им жёсткую ноту, и они просто реагируют на неё.

– Клифф, объясни мне, почему некоторым людям мы разрешаем так говорить с нами, но мы сами не можем говорить с ними таким же образом?

– Это называется дипломатией, – объяснил Ратледж.

– Это называется дерьмом, Клифф, – огрызнулся Гант. – Там, откуда я приехал, если кто-нибудь осмелится так оскорблять тебя, ты просто врежь ему в морду.

– Но мы так не поступаем.

– Почему?

– Потому что мы выше этого, – попытался объяснить Ратледж. – Только маленькие собаки лают на тебя. Большие сильные псы не тратят на это свои силы. Они знают, что могут оторвать тебе голову. И мы знаем, что можем справиться с этими людьми, если возникнет такая необходимость.

– Кто-то должен сказать им это, Клиффи, – заметил Гант. – Потому что мне кажется, что они все ещё не понимают. Они говорят так, словно им принадлежит весь мир, и думают, будто в переговорах с нами могут играть роль крутого парня, Клифф. До тех пор, пока они не поймут, что это им не по силам, нам придётся все время выслушивать от них это дерьмо.

– Марк, именно так полагается вести себя, вот и всё. На этом уровне игра ведётся таким образом.

– Неужели? – возразил Гант. – Клифф, для них это не игра. Я вижу это, а ты – нет. После перерыва мы вернёмся в зал, и они снова будут угрожать нам. Как тогда мы поступим?

– Мы просто отмахнёмся от них. Как могут они угрожать нам?

– Заказ на покупку «Боингов». Они откажутся от него.

– Ну что ж, придётся «Боингу» продавать свои самолёты кому-то другому этим летом, – сказал Ратледж.

– Вот как? А интересы всех этих рабочих, которые мы должны защищать?

– Марк, мы должны видеть картину в целом и мыслить глобально, понимаешь? – Ратледжа начал раздражать этот биржевой маклер.

– Клиффи, большая картина состоит из множества маленьких. Тебе следует вернуться в зал и спросить их, хотят ли они продавать нам свои товары. Потому что если хотят, то тогда им придётся согласиться с нашими условиями. Ведь они нуждаются в нас намного больше, чем мы нуждаемся в них.

– Так нельзя говорить с великой державой.

– А мы – великая держава?

– Да, самая великая, – подтвердил Ратледж.

– Тогда почему они так разговаривают с нами?

– Марк, это моя работа, ты приехал сюда, чтобы давать мне советы, но ты впервые участвуешь в таком матче, понятно? Я знаю, как играть в эту игру. Это моя работа.

– Отлично. – Гант сделал глубокий вдох. – Но когда мы играем по правилам, а они – нет, игра становится немного утомительной. – Гант отошёл от Ратледжа. Сад выглядел прекрасно. Прежде он не занимался подобными вещами и не знал, что сад обычно предоставляется в распоряжение дипломатов после двух или трех часов переговоров в конференц-зале, зато понял, что именно в саду проводится настоящая работа.

– Господин Гант? – Он повернулся и увидел Хью Ма, дипломата-шпиона, с которым он беседовал раньше.

– Здравствуйте, господин Хью, – поздоровался в свою очередь «Телескоп».

– Что вы думаете о прогрессе переговоров? – спросил китайский дипломат.

Марк все ещё пытался понять, что имеет в виду этот парень.

– Если это прогресс, мне хотелось бы увидеть, что вы называете неблагоприятным ходом переговоров.

Хью улыбнулся.

– Оживлённый обмен мнениями часто более интересен, чем скучный разговор.

– Неужели? Я удивлён всем этим. Мне всегда казалось, что дипломатический разговор является более вежливым.

– Вы считаете происходящий обмен мнениями невежливым?

Гант снова подумал, а не пытаются ли его поймать в ловушку, но потом решил: а черт с ним. Ему вообще не нужна эта правительственная работа, правда? То, что он согласился на неё, потребовало принести в жертву личные интересы, не так ли? Что-то вроде нескольких миллионов баксов. Разве это не даёт ему права говорить то, что он думает?

– Хью, вы обвиняете нас в том, что мы угрожаем вашему национальному величию, потому что мы возражаем против того, чтобы ваше правительство или его агенты убивали людей, причём прямо перед съёмочной камерой. Американцам не нравится, когда совершаются убийства.

– Эти люди нарушали наши законы, – напомнил ему Хью.

– Может быть, – согласился Гант. – Но в Америке мы арестовываем людей, нарушающих законы, и ставим их перед судьёй и присяжными, причём адвокат, защищающий права нарушителей, следит за тем, чтобы судопроизводство шло справедливо и без нарушений. Мы совершенно точно не стреляем человеку в голову, когда он держит в руках только что родившегося младенца!

– Это достойно сожаления, – признался Хью, – но, как я уже сказал, эти люди нарушали наши законы.

– И тогда ваши копы взяли на себя обязанности судьи/присяжных/палача. Хью, в Америке это сочли бы варварским актом. – Слово «варварским» вырвалось наконец наружу.

– Америка не имеет права так разговаривать с Китаем, господин Гант.

– Послушайте, господин Хью, это ваша страна и вы можете управлять своей страной так, как вам хочется. Мы не собираемся объявлять вам войну из-за того, что происходит внутри ваших границ. Но не существует закона, который гласит, что мы обязаны торговать с вами, так что мы можем прекратить покупать ваши товары. У меня есть новость для вас: американский народ прекратит покупать ваши товары, если вы будете и дальше вести себя таким образом.

– Ваш народ? Или ваше правительство? – спросил Хью с многозначительной улыбкой.

– Вы действительно настолько глупы, господин Хью? – огрызнулся в ответ Гант.

– Что вы хотите этим сказать? – Гант понял, что его оскорбление сумело наконец пробить защитный панцирь китайца.

– Я хочу сказать, что Америка – демократическая страна. Американцы принимают огромное множество решений самостоятельно, и одним из них является решение о том, как потратить свои деньги. Могу заверить вас, что средний американец ничего не будет покупать у гребаных варваров. – Гант на мгновение замолчал. – Понимаете, я еврей, ясно? Больше шестидесяти лет назад Америка совершила огромную ошибку. Мы видели, что делают Гитлер и нацисты в Германии, и не приняли никаких мер, чтобы остановить их. Мы упустили время, и много людей погибло напрасно. Мы видели все это по телевидению ещё в то время, когда я носил короткие штанишки, и пока мы живы, такого больше никогда не случится. Когда мы видим, что люди вроде вас обращаются с другими людьми так, как мы видели вчера по телевидению, в уме американцев вспыхивают воспоминания о холокосте. Теперь вы меня понимаете?