Три килограмма конфет - Нельма

Впрочем, всё это пустяки. По сравнению с тем, как ощутимо от него пахло не сигаретным дымом или даже женским парфюмом, а именно тем тёплым и уютным ароматом, что всегда так привлекал меня в комнате Марго.

— Увидимся на обеде, — мне пришлось поспешно ретироваться, чтобы скрыть от него по-детски глупый смешок, так и просящийся наружу начиная с той секунды, как на меня снизошло озарение по поводу вероятного развития вчерашних событий. На фоне ссоры с Максимом, драки с Романовым, обморока и знакомства мамы с моим потенциально-бывшим парнем мне удалось напрочь забыть об увиденном вчера, во время дискотеки.

Оставалось только сжимать кулачки и надеяться, что у Риты и Славы наконец всё станет хорошо. Чуть более определённо, постоянно, понятно, чем все предыдущие месяцы сомнений и метаний, на фоне которых их вчерашнее поведение выглядело просто феноменальным прорывом.

Продержавшись до середины первого урока, я украдкой взяла телефон и написала Иванову сообщение, на которое очень долго смотрела, прежде чем отправить, терзаемая сомнениями. У меня не было ни единого предположения, что делать, если ему снова взбредёт в голову меня игнорировать. Только отпустить ситуацию и снова послать его к чёрту, лелея очередную обиду.

≪ Как ты себя чувствуешь?

На быстрый ответ (и ответ вообще) я не особенно рассчитывала, что совсем не мешало мне сосредоточенно и безотрывно всматриваться в экран телефона, пока он обнадёживающе не мигнул подсветкой.

≫ Как человек с обычной шишкой на лбу, к которому относятся как к смертельно больному.

≫ Ты сама как, Поль?

Как я? Как человек, который умер и воскрес несколько раз подряд и от одного лишь короткого сообщения, простого вопроса может восстать из плотного пепла отчаяния и взлететь от счастья. Оказывается, достаточно лишь на секунду вернуться назад в прошлое, где мы могли непринуждённо переписываться часами напролёт, чтобы испытать такую искреннюю радость.

Пальцы сами собой набрали откровенное «я скучаю по тебе», но голос разума остановил меня прежде, чем это оказалось отправлено. Не время. И совсем не так мне хотелось сказать об этом: упираясь взглядом в испещрённую мелкими царапинками поверхность стола, вместо того чтобы смотреть в его пронзительно-голубые глаза, и сжимая в руках телефон, когда пальцы могли бы нежно касаться его тёплой, чуть шероховатой на костяшках и подушечках ладони.

≪ Нормально. Пытаюсь крепко стоять на ногах)

Увы, на этом наше общение так и закончилось, только успев начаться, а вместе с тем снова испортилось настроение, опустившись до той нулевой отметки, когда мне даже дышать казалось очень скучным и утомительным. Апатия оплетала меня тугими силками, подобно дементору высасывала все жизненные силы и покрывала мир вокруг толстым слоем серой пыли.

Мне было до того мучительно «никак», что недавнее «плохо» уже не казалось настолько ужасным. Тогда меня ломало изнутри, но после периода ненависти к себе и горьких слёз наступал момент, когда я брала себя в руки и думала-думала-думала, придумывала один за другим варианты, как исправить то, что сама же натворила. А теперь мои мышцы, мысли, чувства одревеснели, заплесневели и поросли мхом, превращая меня в бестолковую и пустую куклу со стеклянным взглядом и выражением полного безразличия на лице.

Стоило отдать должное Наташе: она терпеливо выносила мою кислую мину, ни разу не высказав недовольства, и проявляла столько воодушевления, что сполна хватало на двоих. Точнее, даже на троих, как пришлось убедиться, когда к нам перед обедом присоединилась витающая где-то в облаках Марго с лёгкой улыбкой на губах.

Было так странно смотреть на неё, счастливую и умиротворённую, впервые за долгое время спокойно смотревшую по сторонам, а не озиравшуюся, как затравленный зверёк. И от радости за неё мне и самой хотелось улыбаться, скинуть налипшую на сердце холодную плёночку меланхолии и снова поверить, что всё ещё может быть хорошо.

— Где там шляется Чанухин? — пробурчала Натка, выглядывая из-за спины одного из парней, шумной компанией столпившихся прямо перед нами. По мере того как их количество увеличивалось, наша очередь к буфету всё сдвигалась назад, но даже бойкая и самоуверенная Колесова не решалась высказать негодование, скептически оглядывая этих лбов класса восьмого-девятого, уже успевших обогнать меня в росте.

Хотя будь тут Максим, не преминул бы заметить, что большинство людей обгоняет меня в росте ещё при окончании детского сада.

А ведь не такая я и низкая, на самом-то деле. Вон, тот же Коля Остапенко, что тоже пытался под шумок прибиться к нашей компании, подобравшейся максимально близко к прилавку с едой, и оказался бесцеремонно послан Натой в конец очереди (а нечего было подлизываться к Таньке и смеяться над её шуточками), был выше меня на каких-то еле заметных пару сантиметров. И со своими одноклассницами я была наравне, по крайней мере, до очередного урока физкультуры, где приходилось снимать туфли на высоком каблуке.

Ученики всё прибывали на обед, и в помещении становилось изнурительно душно, словно кто-то решил хитроумно разогнать толпу, выкрутив отопление на максимум. Пока я расстёгивала ещё одну пуговицу на своей блузке, а Наташа закатывала на своей рукава, мерзлячка Анохина лишь неторопливо стягивала с себя пиджак.

И, как оказалось, очень хорошо, что она не сделала этого раньше.

— Рит, — тихо позвала я, озираясь по сторонам, чтобы убедиться, что поблизости нет никого из адептов школьной секты слухов и сплетен. Хорошо, что мой заговорщический тон сразу привлёк её внимание и, перехватив вопросительный взгляд светлых глаз, мне не удалось сдержать хитрую улыбку. — Лучше не снимай. Блузка очень просвечивает и видно…

— Как сильно ты ударилась о чей-то рот, — пришла мне на выручку Натка, при этом бесцеремонно ткнув пальцем прямо в ключицу мгновенно смутившейся Рите. Там, под тонкой полупрозрачной тканью, ярко выделялась россыпь бордово-синих пятен, которые начинались от шеи, причудливым зигзагом спускались вниз и кокетливо прятались под очертаниями светлого кружевного белья.

— Кажется, — покачала головой я, склонившись ближе к подругам и снизив громкость своего голоса до самого минимума, — это проступает надпись «мы просто друзья».

Марго быстро вернула себе спокойствие, укоризненно посмотрела на нас, широко улыбающихся, и накинула пиджак обратно. И можно было решить, что ей всё равно, но взгляд её упрямо потянулся вниз, к носкам собственных туфель, как случалось каждый раз, когда она нервничала и пыталась это скрыть.

— Я смотрела в зеркало перед выходом, и вроде не было видно, — пожала плечами она, не став оправдываться или убеждать нас, что это ничего не значит.

Значит, ещё как значит. И все микро-шаги друг другу навстречу, постепенно совершаемые ими за последний месяц, и замаскированные под танец объятия, и кричащие о страсти следы на коже, и вырванные пуговицы. И тем более то, как медленно Слава подходил к нам, без труда просачиваясь сквозь шумную толпу, и не сводил с Марго взгляда, искрящегося предвкушением и желанием. Он остановился рядом с ней, опустил ладонь на талию — аккуратно и вполне невинно, но глаза его будто не переставая ласкали её, прикасались к каждому сантиметру тела, фанатично трогали-трогали-трогали и не могли оторваться.