Жданов - Алексей Волынец

Через три дня, 13 февраля 1948 года, Жданов встречался с главой компартии Австрии Иоганном Копленигом. В годы Первой мировой войны этот австрийский социал-демократ, пленённый русскими, попал на Урал, здесь в 1918 году вступил в партию большевиков — так что у них со Ждановым были общие воспоминания о колчаковском фронте. Примечательно, что тогда же и там же в рядах большевиков воевал и будущий лидер послевоенной Югославии маршал Тито.

На встрече с главой австрийских коммунистов Жданов обсуждал перспективы после вывода советских войск. Краткая запись той беседы доносит его любопытные мысли, которые он втолковывал австрийскому соратнику:

«У австрийских товарищей были даже разговоры о том, что раздел Австрии лучше, чем какая-либо другая перспектива. ЦК ВКП(б) считает эту установку в корне неправильной. Ваши соображения исходят из расчёта на продление пребывания советских оккупационных войск. Это неправильно и нанесёт вред и нашему, и вашему влиянию…

Надо ориентировать австрийский народ на установление дружественных отношений с СССР и на проведение мероприятий, обеспечивающих от всяких англо-американских мер, направленных к ограничению суверенитета и независимости Австрии. Надо со всей остротой и силой показывать различие политики СССР от политики англичан и американцев, стремящихся подчинить Австрию своему влиянию.

Австрийцам надо скорее встать на собственные ноги. Всякий иной путь не является ни национальным, ни демократическим, ни революционным путём…

Тов. Коплениг говорил здесь, что оккупационные советские войска поддерживают внутреннюю устойчивость в Австрии. Я не согласен с этим. Это является злом, неизбежным, но злом, которое на определённой стадии становится прямой помехой для демократического развития Австрии. Независимость страны не может опираться на иностранные войска… Мы понимаем трудности, стоящие перед австрийской Коммунистической партией. Мы понимаем, что путь её нелёгок, но мы не можем здесь предложить какого-либо лёгкого пути…»

Действительно, в те годы СССР не стремился делить не только оккупированную Австрию, но даже и Германию. Опытных реалистов Сталина и Жданова не радовала перспектива строить там за свой счёт социализм. Куда выгоднее в экономическом и политическом плане для Советского Союза были единые и нейтральные Германия и Австрия, где местные компартии не тратят свои силы на насаждение советского влияния и искусственное построение социализма на советские субсидии, а полностью сосредоточены на борьбе за национальную независимость против американского влияния.

Эта позиция Кремля была впервые озвучена Ждановым при обсуждении политики Коминтерна ещё весной 1941 года. Тогда Георгий Димитров записал в своём дневнике слова Жданова: «Мы сбились на национальном вопросе. Не обращали достаточно внимания на национальные моменты… Сочетание пролетарского интернационализма со здоровыми национальными чувствами данного народа. Подготовить надо наших "националистов"… Главное — изучение своей страны, своей партии, их проблем, как бить врага у себя дома». После войны именно такая национальная ориентация всех компартий планеты рассматривалась Ждановым как хорошее средство борьбы с претензиями США на мировое господство.

Обсуждение политического будущего Австрии в феврале 1948 года тоже не обошлось без упоминания югославских демаршей. Слишком поверившие в свои силы лидеры КПЮ активно поучали всех соседей, в частности, австрийским коммунистам предлагали отделять «советскую» часть страны и побыстрее делать там социализм, одновременно намекая, что границу с Австрией неплохо бы изменить в пользу Югославии. Такие моменты в поведении Тито порождали всё большее раздражение Кремля.

Примечательно, что личные свидетельства о некоторых сложностях в отношениях с югославскими руководителями ещё летом 1945 года Андрею Жданову привёз его родной сын. 25-летний майор Юрий Жданов закончил войну в Вене, откуда через Югославию вернулся в СССР:

«Полуразбитый Белград светился улыбками, отвечал крепкими рукопожатиями, словами братства. Как положено, я доложился в нашем посольстве…

Но самой важной была моя встреча с нашим военным атташе. После того как я представился, он усадил меня в кресло, а сам вскочил, начал ходить из угла в угол и говорить нечто совершенно неожиданное:

— Я не знаю, где мы находимся. Я не знаю, кто такой Тито. Здесь мы поставлены в положение изоляции. С нами явно не хотят сотрудничать. Нам не дают необходимой информации.

Это был как гром среди ясного неба. Многое увиделось иначе, особенно глухой и длиннющий высокий каменный забор, который ограждал от мира резиденцию Тито. Как мне сказали: "Он там".

Но победа есть победа, всё неприятное забывается. Где-то в конце июня я вернулся в Москву и привёз свой трофей: ящичек первой свежей черешни, которую я сам собрал в саду посольства. Угостил родных, чем вызвал ужас у чекистов: черешня не проверена.

После всех рассказов о поездке я вспомнил и о беседе с военным атташе. Отец внимательно слушал, а через несколько дней он, как выяснилось, рассказал об этом эпизоде Сталину. Реакция Сталина была спокойной: "В кои-то веки на Балканах появился крупный лидер. У него могут быть и отдельные просчёты, но это пройдёт".

Позже мне рассказывали о встречах у Сталина с югославским руководством. Иногда они носили семейный характер. На одной из них Кардель подарил маме на память маленькие дешёвые часики».

Обратим внимание на то, что военный атташе в Белграде прекрасно понимает, с чьим сыном он разговаривает. Упомянутый Эдвард Кардель в послевоенной Югославии был заместителем Тито в правительстве и министром иностранных дел, в 1945—1947 годах неоднократно встречался со Сталиным, Ждановым и другими высшими руководителями СССР. Дамские часики, подаренные Зинаиде Александровне Ждановой, были всё же золотыми, но действительно самыми скромными из всех югославских подарков семьям советских вождей — архивы сохранили подробный перечень. Светлане Аллилуевой, будущей жене Юрия Жданова, тогда достались от Тито платиновые часы с бриллиантами.

Назревавший конфликт с югославами был тем обиднее, что 1945—1947 годы стали единственным в тысячелетней истории кратким периодом, когда все славянские народы достигли политического единства. Дореволюционные славянофилы и монархисты могли о таком только мечтать. Лишь победившие в мировой войне большевики смогли обратить вековую мечту в реальность. Пусть и короткую…

Развивая поднятую ещё во время войны тему славянской общности, руководство СССР запланировало на апрель 1948 года провести в Москве международный конгресс учёных-славистов. Подготовку такого научного мероприятия большого политического значения с высот ЦК курировал Андрей Жданов. 27 марта под его председательством прошло итоговое совещание оргкомитета конгресса, где он высказал ряд интересных замечаний по всем темам будущего мероприятия. Так, он посчитал нецелесообразным поднимать вопрос о «славянской экономике»: «Ведь в славянских странах различная экономика — у нас, в СССР социалистический уклад, а в славянских странах новой демократии только проблески, элементы социализма… Научно нельзя сказать "экономика славянских стран". А чем отличается экономика славянских стран от экономики неславянских стран? Что в этой теме от марксистского подхода, есть ли здесь хотя бы гран марксизма?»