Жданов - Алексей Волынец

«Даже с излишком!» — тут же добавил с места Андрей Жданов, услышав эти слова лидера ФКП, ничуть не смущаясь, что в сентябре 1947 года сам подзуживал югославов к большей критике французов… И на втором совещании Коминформа Жданов вёл себя привычно раскованно — шутил, больше других вставлял порой ехидные реплики с места и фактически руководил всем процессом. Делал это практически умирающий человек…

По установившейся практике каждую ночь шифрованной радиограммой Жданов, Маленков и Суслов докладывали Сталину о ходе совещания. Телеграммы подписывались псевдонимами: на этот раз Жданов был «Журавлёвым», Суслов стал «Сорокиным», а Маленков — «Максимовым».

Хотя второе совещание Коминформа почти полностью было посвящено ситуации в Югославии, Жданов в своей записной книжке специально отметил один интересный теоретический момент из выступления Пальмиро Тольятти. Лидер коммунистов Италии тогда весьма прозорливо высказался о «новых опасностях», которые ждут массовые правящие компартии: «Коммунистическое движение сейчас приобрело широкое развитие и даже несколько неожиданное для нас. Компартии выросли в численном отношении, а в некоторых странах стали правящими партиями. Всё это создаёт опасность для компартий потерять историческую перспективу, проявить зазнайство… Такими партиями трудно руководить, в их жизни и борьбе возникают новые проблемы и новые опасности, и надо ясно видеть эти опасности. Самой большой опасностью является утеря понимания партии, как авангарда, как руководящей силы народных масс. Вследствие этого партия может превратиться в неоформленную массовую организацию без идеологического единства, без способности стать во главе масс и руководить их борьбой».

Тольятти стал главным собеседником Жданова на совещании: 20—23 июня 1948 года с лидером итальянских коммунистов он встречался больше и дольше всех. Явно не без влияния Жданова уже в ближайшем будущем Сталин будет прочить в генеральные секретари Коминформа именно Пальмиро Тольятти. Но это случится уже после смерти нашего героя…

26 июня 1948 года Жданов снова войдёт в кремлёвский кабинет Сталина. И до 12 июля он будет посещать его практически ежедневно, всегда, когда в нём будет появляться сам хозяин—и кабинета, и всего СССР. В один из этих дней по дороге в Кремль Жданов потеряет сознание в служебном автомобиле. И 5 июля 1948 года на стол Сталину ляжет бланк Лечебно-санитарного управления Кремля с медицинским заключением о необходимости предоставления Жданову длительного отпуска для лечения. Синим карандашом «Хозяин» надписал прямо на бланке: «Куда отпуск, где лечение?»

Консилиум врачей прошёл в тот же день, 5 июля. В нём участвовали члены Академии медицинских наук Гринштейн и Виноградов, профессор Егоров и лечащий врач Жданова — Григорий Майоров. Виноградов и Егоров были и лечащими врачами Сталина. Позже все они станут фигурантами известного «дела врачей».

Пока же светила кремлёвской медицины констатировали: «За последнее время в состоянии здоровья тов. Жданова А.А. наступило значительное ухудшение — усилились явления сердечной недостаточности настолько, что уже при обычных движениях возникает одышка. Сердце значительно расширено… В связи с ослаблением сердечной деятельности упало кровяное давление. Кроме того, на почве интенсивного спазма сосудов головного мозга, в ограниченном участке его развилось нарушение питания, выразившееся в нарушении чувствительности на правой руке и правой половине лица».

Врачи потребовали два месяца отпуска — один на лечение в условиях строгого постельного режима, другой для реабилитации и отдыха.

Внимательнее ознакомившись с заключением врачей, Сталин зачеркнул свою прежнюю резолюцию и уже красным карандашом вывел над ней «За» и расписался. На следующий день в решениях политбюро появился пункт: «Разрешить т. Жданову А.А. отпуск с 10 июля на 2 месяца, согласно заключению врачей».

Но 10 июля Жданов в отпуск не уехал. В тот день — точнее, вечер, «узкий круг» собрался в кабинете Сталина в 22.00. Во многом в связи с тяжёлой болезнью Жданова политбюро приняло постановление «О реорганизации аппарата ЦК ВКП(б)». Менялись зоны ответственности и, соответственно, степень влияния ключевых секретарей ЦК. С этого момента Георгий Маленков, пережив падение 1946—1947 годов, вновь начнёт прибирать аппарат ЦК к своим рукам.

В тот же вечер в рамках подготовки к научной дискуссии по биологии на стол Сталина ляжет аналитическая записка «О положении в советской биологической науке» — та самая, что так и не превратилась в постановление политбюро с критикой Юрия Жданова. Начало документа, подписанного теперь не только Ждановым, но и Маленковым, безапелляционно гласило: «В науке, как и в политике, противоречия разрешаются не путём примирения, а путём открытой борьбы».

Последний раз он появился в сталинском кабинете в Кремле вечером 12 июля и покинул его за полночь, в половине первого. Больше старые приятели из-под «дуба Мамврийского» не встречались. Последняя запись с фамилией Жданова в журнале посетителей кремлёвского кабинета Сталина обведена красным карандашом. Мы не знаем, кто это сделал — возможно, сам хозяин кабинета, узнав о смерти друга.

Тяжёлая болезнь Андрея Жданова не была секретом для всех, кто с ним сталкивался хотя бы иногда. Его заместитель по работе в СККФ Елисей Синицын спустя полвека описал одну из сцен января 1945 года в Хельсинки: «Минут через десять в кабинет зашёл личный врач Жданова, налил из графина стакан воды и протянул ему таблетку. Жданов сказал врачу, чтобы он не мешал работать. Как только врач вышел, он с досадой выкинул таблетку в корзину, заметив, что "стенокардию вылечивает только смерть"».

Другой сотрудник СККФ, подполковник Богданов, так вспоминал Жданова, которого видел весной 1946 года: «Он был одет в форму генерал-полковника, имел очень болезненный вид. Запомнились большие отёки (мешки) под глазами».

Сохранились и впечатления о Жданове, относящиеся к июню 1948 года. Причём поделился ими человек, который видел его тогда в первый и последний раз в жизни. Вспоминает С. Крюков: «Мой отец, участник Великой Отечественной войны, первый заместитель министра просвещения Таджикской ССР в 1948—1960 годах, в последних числах июня 1948 года был принят Ждановым в ЦК ВКП(б). Принял он отца поздно ночью, только что прилетев из Югославии. По словам отца, Жданов выглядел очень плохо, смертельно больным».

В середине лета на юге стояла противопоказанная сердечникам сильная жара, и Жданов отправился лечиться в санаторий Ленинградского обкома на Валдае. Здесь, возле берега озера Ужин, ещё в конце 1930-х годов была выстроена одна из правительственных дач. Сталин останавливался здесь только раз в 1939 году, по легенде, ему не понравилось расположение дома между двумя озёрами с единственной дорогой. Назвав дачу то ли «мышеловкой», то ли «ловушкой», властитель быстро уехал.

Санаторий представлял собой типичную госдачу тех лет, построенную во многом по сталинскому вкусу — одноэтажное здание в сосновом лесу, высокие потолки, отделка коричневым деревом, тяжёлая массивная мебель того же цвета. По общим отзывам, комфортное, тихое, но довольно мрачноватое место.