Смертельная белизна - Роберт Гэлбрейт

Но по мере того как с каждым судорожным вдохом легкие заполнялись воздухом, иллюзия взгляда на себя со стороны начала развеиваться. Робин опять была здесь, на этом грязноватом суденышке, заточенная в его деревянном чреве, где на нее уставились расширенный зрачок револьвера и чуть выше – пристальный взгляд Рафаэля.

Ее страх реально и осязаемо присутствовал вместе с ней на судне, но она приказала себе от него отстраниться: он ей не помогал, а только мешал. Она должна сосредоточиться и хранить спокойствие. Отказавшись заполнять тишину, она вернет себе часть силы, которую у нее отобрали. Этому приему Робин обучилась на сеансах психотерапии: затягивай паузу – и пусть ее заполнит более уязвимый из двоих.

– Удивительное спокойствие, – заговорил наконец Рафаэль. – Я думал, ты будешь истерить, орать. На всякий случай тебя приложил. Как оказалось, без этого можно было обойтись. Не зря ты мне понравилась, Венеция.

Она знала, что он силится вновь изобразить из себя милягу-парня, которым она против своей воли увлеклась в палате общин. Вообразил, очевидно, что испытанная смесь сожаления и раскаяния заставит ее, невзирая на горящую кожу головы, синяки на ребрах и направленный ей в лицо пистолет, простить и смягчиться. Но Робин молчала. Его еле заметная просительная улыбка исчезла, и он резко сказал:

– Мне надо знать, сколько известно легавым. От того, что накопали на меня они сами, я еще смогу отвертеться, но тогда тебя, к сожалению, – он слегка приподнял пистолет, направив его в середину лба Робин (а ей лезли в голову ветеринары и один меткий выстрел, который мог бы избавить от мучений ту лошадь в лощине), – придется убрать. Как только стемнеет, я заглушу выстрел подушкой и скину твой труп за борт. Но если ты выболтала фараонам все, что разнюхала, тогда я покончу с собой прямо здесь, потому как в тюрьму возвращаться не собираюсь. Так что рассказать мне все начистоту – в твоих интересах, согласна? С этой баржи сойдет на берег только один из нас.

Робин ничего не сказала, и он в ярости рявкнул:

– Отвечай!

– Да, – кивнула она. – Согласна.

– Итак, – он взял ровный тон, – ты действительно была в Скотленд-Ярде?

– Да.

– Кинвара там?

– Да.

– Под арестом?

– Думаю, да. Она находилась в допросной со своим адвокатом.

– На каком основании ее взяли?

– Полиция считает, что вы с ней крутили роман. Что все это на твоей совести.

– Что значит «все это»?

– Шантаж, – ответила Робин, – и убийство.

Он сильнее прижал ей ко лбу пистолет. Робин чувствовала, как в кожу вдавливается маленькое холодное кольцо.

– Полный бред. Как мы могли крутить роман? Она меня ненавидела. Мы с ней даже не оставались наедине.

– На самом деле оставались, – сказала Робин. – Сразу после твоего освобождения отец пригласил тебя к ним в дом. А сам в ту ночь задержался в Лондоне. Вот тогда-то вы с ней и остались наедине. Мы считаем, в тот раз все и началось.

– Доказательства?

– Никаких, – сказала Робин, – но ты, как мне думается, при желании мог бы соблазнить любую…

– Не льсти, это не твое. Говоришь, «мы считаем, в тот раз все и началось»? И это все, что у тебя есть?

– Нет. Были и другие признаки.

– Рассказывай, что за признаки. Во всех подробностях.

– Под дулом пистолета затруднительно вспоминать подробности, – безучастно проговорила Робин.

Рафаэль отвел ствол, по-прежнему целясь ей в лицо.

– Давай выкладывай. Не тяни.

У Робин возникло желание поскорее унестись в блаженное небытие. Руки свело, мышцы размягчились, как воск. На лбу горел третий глаз – кружок белого огня. Рафаэль не включал свет: они смотрели друг на друга в сгущающейся мгле, и его лицо обещало быть последним, что она увидит перед выстрелом.

Сосредоточься, сказал ей сквозь панику беззвучный, но отчетливый голос. Сосредоточься. Пусть треплет языком – у ребят будет больше времени на твои поиски. Страйк знает, что ты в ловушке.

Она вдруг вспомнила полицейскую машину, промчавшуюся через Бломфилд-роуд, и подумала, что ее водитель, скорее всего, ездил кругами, что полиция, зная, в какой район заманил ее Рафаэль, отправила сотрудников на поиски. Присланный Рафаэлем адрес приводил на берег канала, и ориентиром служили черные ворота. Догадается ли Страйк, что Рафаэль вооружен?

Робин набрала побольше воздуха.

– Летом Кинвара сломалась в офисе у Делии Уинн: выложила, как некто якобы ей сказал, что никогда ее не любил, а просто использовал в своей игре.

Говори размеренно. Не тараторь. Счет идет на секунды: пока Рафаэль ловит каждое слово, в любую секунду может подоспеть помощь…

– Делия предположила, что речь шла о твоем отце, но мы ее расспросили со всем вниманием: она так и не припомнила, чтобы Кинвара называла его имя. Мы полагаем, что ты соблазнил Кинвару в отместку своему отцу, растянул эти отношения на пару месяцев – и с концами.

– Домыслы, – рявкнул Рафаэль, – все бред собачий! Что еще?

– Почему Кинвара уехала в город именно в тот день, когда, по всей вероятности, ветеринар должен был умертвить ее любимую лошадь?

– Может, не могла видеть, как застрелят ее кобылку. Может быть, не верила, что кобылка совсем плоха.

– А может, – сказала Робин, – у нее просто были подозрения насчет того, чем вы с Франческой занимаетесь в галерее Драммонда.

– Не докажешь. Еще что?

– По возвращении в Оксфордшир у нее случился нервный срыв. Она набросилась на твоего отца – и угодила в психиатрическую лечебницу.

– Она горевала о своем мертворожденном ребенке, была чрезмерно привязана к лошадям и в целом подавлена, – единым духом выпалил Рафаэль. – Иззи и Физзи будут драться за право свидетельствовать о ее неуравновешенности. Дальше?

– Мы знаем от Тиган, что в один прекрасный день Кинвара сделалась неожиданно счастливой, а когда ее спросили о причинах, что-то наврала. Якобы твой отец согласился, чтобы Тотилас ожеребил еще одну из ее лошадок. Но мы считаем, истинная причина была в том, что ты возобновил с ней отношения, причем время выбрал не случайно. Ты только что отвез партию картин на оценку в галерею Драммонда.

Лицо Рафаэля вдруг обмякло, как будто самая его суть на время покинула тело. Пистолет дрогнул; тонкий пушок на руках у Робин слегка зашевелился, будто на легком ветру. Она ждала, когда заговорит Рафаэль, но он молчал. Через минуту она продолжила:

– По нашему мнению, при погрузке картин ты впервые увидел вблизи «Скорбящую кобылу» и понял, что это может оказаться полотно кисти Стаббса. Для оценки ты решил заменить ее другой картиной с кобылой и жеребенком.

– Доказательства?