Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы - Чарльз Маккей

К этому времени они были убеждены, что далее бороться с силами зла, которые, по-видимому, решили завладеть Вудстоком, бесполезно. Последние описанные события имели место в ночь с субботы на воскресенье, и, после того как в следующую ночь они повторились, комиссары приняли решение незамедлительно покинуть дворец и вернуться в Лондон. Во вторник рано утром все приготовления были завершены, и, отряхнув прах с ног своих и оставив Вудсток и всех его обитателей во власти богов преисподней, незадачливые визитеры наконец уехали[605].

Прошло много лет, прежде чем вскрылась истинная причина означенных безобразий. В эпоху Реставрации выяснилось, что все это было делом рук Джайлза Шарпа, письмоводителя комиссаров, в преданности которого они нисколько не сомневались. Этот человек, настоящее имя которого было Джозеф Коллинз, был тайным роялистом и провел молодость в стенах Вудстока; так что ему были известны все ходы и закоулки здания, равно как и его многочисленные люки и тайные ходы. Комиссары, для которых его подлинные умонастроения так и остались тайной, считали его революционером до мозга костей и полностью ему доверяли. Читателю известно, как он воспользовался их доверием, немало потешив самого себя и тех немногих «кавалеров», которых он посвятил в свою тайну.

Столь же незаурядным и искусным был трюк, проделанный в 1661 году в селении Тедуорт, в доме м-ра Момпессона, и весьма обстоятельно описанный преподобным Джозефом Гланвилом в рассказе под названием «Тедуортский демон», включенном наряду с другими подтверждениями ведовства в его знаменитый труд «Sadducismus Triumphatus». Примерно в середине апреля вышеупомянутого года м-р Момпессон, возвратившись в свой дом в Тедуорте из поездки в Лондон, узнал от жены, что в его отсутствие домочадцев тревожили в высшей степени необычные звуки. Три ночи спустя он сам услышал указанный шум, который воспринял как «сильный стук в двери и стены с их внешней стороны». Он немедленно встал, оделся, снял со стены пару пистолетов и бесстрашно отправился на поиски нарушителя тишины, думая, что это, должно быть, грабитель. Однако, пока он шел, звук, казалось, раздавался то спереди, то сзади; подойдя же к двери, откуда, как он считал, тот доносится, он ничего не увидел, но все еще слышал «странный глухой звук». Он долго ломал себе голову над странным инцидентом и, обойдя весь дом, но так ничего и не обнаружив, снова улегся в постель. Не успел он как следует укрыться одеялом, как таинственный шум раздался вновь, будучи еще громче и неистовее, чем прежде, и сильно напоминая «тяжелые и глухие удары по крыше его дома, которые постепенно утихли».

Это продолжалось уже несколько ночей кряду, когда м-р Момпессон вспомнил, что некоторое время назад он отдал распоряжение арестовать и заключить в тюрьму бродячего барабанщика, который ходил по округе с большим барабаном, нарушая покой местных жителей и выпрашивая милостыню, и что он, м-р Момпессон, отнял у этого человека барабан. М-ру Момпессону пришло в голову, что он, вероятно, связался с колдуном, который в отместку наслал на его дом злых духов. С каждым днем он все больше утверждался в этом мнении, особенно после того, как звуки приняли, как ему казалось, характер барабанного боя, «вроде того, что звучит при роспуске караула». Пока миссис Момпессон рожала и была прикована к постели, бес, или барабанщик, весьма любезно и заботливо воздерживался от обычного разгула, но как только она восстановила силы, опять принялся за свое «еще сильнее, чем прежде, преследуя и беспокоя малых детей и ударяя по остову их кровати с такой яростью, что та, казалось, вот-вот развалится на куски». Достопочтенный м-р Момпессон поведал изумленным соседям, что сей дьявольский барабанщик битый час «выстукивал “Круглоголовых и рогоносцев”, “Вечернюю зарю” и некоторые другие военные сигналы не хуже любого солдата». Затем бес сменил тактику и принялся скрести железными когтями у детей под кроватью. «5 ноября, – пишет преподобный Джозеф Гланвил, – он издавал сильный шум, и один слуга, заметив, что две доски в детской вроде бы двигаются, попросил того дать ему одну из них. После этого доска придвинулась (безо всякой, как ему казалось, посторонней помощи) к нему на расстояние не более ярда. Этот человек добавил “Нет, дай мне ее в руки”, и дух, бес или барабанщик пододвинул ее к нему так близко, что он мог до нее дотронуться». «Сие, – продолжает Гланвил, – происходило днем, на глазах у полной комнаты народу. В то утро существо оставляло за собой запах серы, который был весьма неприятен. Вечером дом посетил местный священник – некто м-р Крэгг – и несколько соседей. М-р Крэгг и другие визитеры начали молиться, преклонив колена у постели детей, и тогда существо очень сильно разгневалось и расшумелось. Во время молитвы злой дух удалился в мансарду, но вернулся, как только моление завершилось; и тогда на глазах у собравшихся стульи сами пошли по комнате, детские башмаки с силой пролетели у них над головами, и всякая незакрепленная вещь передвигалась по комнате. Одновременно в священника полетела деревянная кроватная рейка, которая ударила его по ноге, но не сильнее, чем клубок шерсти». В другой раз, когда деревенский кузнец, коего нимало не заботили ни призрак, ни бес, остался ночевать у лакея Джона, дабы собственными ушами услышать означенные шумы и исцелиться от недоверчивости, «в комнате раздался такой звук, словно кто-то подковывал лошадь, и появилось что-то вроде щипцов», которые бóльшую часть ночи свистели и лязгали перед носом бедного кузнеца. На следующий день существо появилось, часто и тяжело дыша, как запыхавшаяся собака, и какая-то женщина из числа присутствующих, намереваясь его поколотить, схватила кроватную рейку, «коя внезапно была вырвана у нее из руки и отброшена в сторону; и после того как собравшиеся поднялись наверх, комната вскоре наполнилась чертовски отвратительным запахом и стало очень жарко, хотя камин не топили и стояла очень морозная и суровая зима. Далее существо переместилось на кровать, где пыхтело и скреблось полтора часа, а засим отправилось в одну из соседних комнат, где недолго стучало и, казалось, гремело цепью».

Вскоре молва об этих необычайных происшествиях облетела всю страну, и люди отовсюду стекались в дом с привидением в Тедуорте, ведомые легковерием или сомнением, но все без исключения преисполненные жгучего любопытства. Кроме того, насколько можно судить, слава об этих событиях дошла до самого короля, который отрядил нескольких дворян для выяснения обстоятельств дела и составления отчета об увиденном и услышанном. То ли комиссары были более рассудительны, нежели соседи м-ра Момпессона, и им требовались более явные и подтверждающие доказательства, то ли злодеев напугали приданные комиссарам полномочия наказывать уличенных во лжи, но даже Гланвил неохотно признает, что все то время, которое посыльные короля находились в доме, никаких таинственных звуков, равно как и видéний, отмечено не было. «Однако, – пишет он, – что до тишины в доме, когда там были придворные, то сей перерыв, может статься, случаен или, возможно, демон не пожелал являть столь публичные свидетельства своих деяний, которые могли бы убедить тех, в ком он предпочитал и далее поддерживать неверие в его существование, в обратном».