Тайна двух океанов. Победители недр - Григорий Адамов

– Теперь три часа ночи, – вмешался Цейтлин, показывая рядом с лицом профессора свои большие очки и толстые губы. – Я должен немедленно сообщить все подробности редакциям газет… Ты себе представить не можешь, Никита, в каком волнении находилась вся страна эти несколько суток, – сначала из-за остановки снаряда, а потом из-за этого несчастья! Я бегу к телефону… А как себя чувствует Володя?

– Он здоров… Спит… – ответила Малевская. – Мы поспешили уложить его спать. Но он был так возбужден и счастлив, что рассказал все-таки, хотя и кратко, о том, что произошло с ними.

– Бегу окончательно! – сказал Цейтлин. – Обнимаю вас… Расцелуйте от моего имени Володю, когда проснется. Днем буду еще говорить с вами…

Много десятков метров оставил уже за собой снаряд после того, как он возобновил свой путь в глубины земли. Володя все спал. Брусков два раза просыпался, бессильный, с затуманенным еще сознанием. Над ним склонялись внимательные, заботливые лица друзей, его кормили, облучали ультрафиолетовыми лучами, давали лекарства. Он слышал ласковые, теплые слова и со слабой, чуть заметной улыбкой вновь погружался в сон.

Володя все спал. К нему часто подходили то Малевская, то Мареев и долго смотрели на его бледное, осунувшееся лицо. Малевская каждый раз тихо проводила рукой по его круглой стриженой голове. Казалось, ей все не верилось, что Володя, живой и невредимый, здесь, совсем близко от нее, в полной безопасности.

Уже почти двести метров прошел снаряд в толще габбро, когда от легкого прикосновения руки Малевской Володя раскрыл глаза. Краска радости залила его лицо.

– Нина… Я дома?! С вами? Как я рад!.. А мне все снилась торпеда…

Малевская склонилась над гамаком и прижалась щекой к голове Володи.

– Дома… Дома, родной… Ты с нами, мой мальчик.

– А Михаил? Что с ним?

– Все в порядке, Володя. Его уже три раза смотрел профессор. Михаил давно очнулся, принимал лекарства, а теперь спит… А ты, наверное, проголодался?

– Ужасно!

– Ты можешь встать? Или тебе сюда подать?

– Да что ты, Ниночка! – рассмеялся Володя. – Я совсем здоров! Я сейчас оденусь и встану.

Он кончал свой завтрак, когда в каюту поднялся Мареев.

– А! Володюшка! Проснулся? – весело приветствовал Володю Мареев. – Давай теперь поздороваемся по-настоящему.

Они крепко обнялись и поцеловались.

– Поздравляю тебя, Владимир! Ты совершил двойной подвиг: спас Брускова и предотвратил срыв всей экспедиции. Мы не могли бы сами, без него построить под землей электростанцию. Ты вел себя великолепно… Твой отряд, твоя школа, родители будут гордиться тобой. Вся страна восхищается твоим мужеством!

Володя стоял красный от радости и смущения.

– Я… я очень боялся, Никита Евсеевич… Там было очень страшно…

– Володя… – послышался слабый голос Брускова, – подойди сюда…

С радостными восклицаниями все бросились к его гамаку. Брусков лежал бледный, с широкой перевязкой, закрывавшей всю правую половину его лица.

Он протянул руку и, слабо пожимая пальцы Володи, сказал:

– Никита прав… и я теперь… твой друг… Володя… на всю жизнь…

Потом закрыл глаза и, не выпуская Володиной руки, тихо произнес:

– Теперь… расскажи мне все… как было…

Когда все уселись вокруг гамака Брускова, Володя начал подробный рассказ.

Полнозвучными голосами, спокойно и уверенно, пели моторы. Тихий скрежет доносился из нижней буровой камеры. Как долгий осенний дождь, шуршала порода за стеной. Голубые сумерки лились из одинокой лампы. Было так уютно, спокойно сидеть здесь, в несокрушимой безопасности каюты, среди своих, бесконечно близких и дорогих людей, чувствовать на своем плече теплую руку Нины, ощущать надежную близость Никиты Евсеевича, видеть бледное, наполовину скрытое повязкой лицо Михаила, почти из могилы вырванного его, Володиными, руками…

Как кошмар, вспоминается ему теперь ужасное, невыносимое одиночество в маленькой торпеде, затерявшейся в бесконечном каменном океане габбро…

Вечером снова разговаривали с поверхностью. На экране перебывали все, кто был близок и дорог членам экспедиции. Цейтлин прочитал отрывки из газет, переполненных статьями и заметками по поводу возвращения торпеды, восторженными сообщениями о подвиге Володи и Брускова, их биографиями и портретами. Потом на экране показались родители Володи. Увидев его бодрым и веселым после смертельной опасности, грозившей ему, они от волнения долго не могли выговорить ни одного слова. Делегация пионеров передала Володе восторженный привет от всех его товарищей.

Этот вечер превратился в настоящий праздник для членов экспедиции, вновь так счастливо соединившихся в стальной оболочке снаряда.

* * *

Снаряд продолжал свой спуск в глубины.

При очередной смене вахтенного, уже в присутствии Володи, встал вопрос, который лишь на время был отодвинут исключительными происшествиями последних дней.

Температура окружающей породы возрастала все больше и была значительно выше предполагаемой.

– В момент аварии фидера, – сказал Мареев Володе, – ты высказал предположение, что мы приближаемся к бассейну магмы и что этим можно объяснить резкое повышение температуры породы. Я думаю, что ты был не так уж далек от истины.

– А что это, плохо или хорошо для нас? – спросил Володя.

Мареев немного подумал и ответил:

– Видишь ли, если мы приближаемся к изолированному остывающему магмовому бассейну, то я не сказал бы, что это плохо для нашей задачи. На такой глубине магма остывает медленно, в течение столетий и тысячелетий, и наша электростанция будет надолго обеспечена ее постоянным и ровным теплом. Хуже, если этот бассейн не изолирован, а сообщается с более глубоким и обширным бассейном магмы, который постоянно питает периферический бассейн и не дает ему остывать.

– А может быть, мы приближаемся именно к этому главному бассейну?

– Нет, не думаю. Это невозможно на такой глубине. Все ученые сходятся во мнении, что основные очаги магмы располагаются на больших глубинах, примерно в ста двадцати – ста пятидесяти километрах от поверхности. Если температура будет повышаться с такой же быстротой, как до сих пор, значит, магма залегает примерно на глубине тридцати-сорока километров. Следовательно, это может быть только периферический, а не главный бассейн. Весь вопрос в том, находится ли он в постоянной связи с основным.

– Какое же это имеет значение для нас?

– Очень большое… Такой не изолированный бассейн похож на заснувший вулкан. Он постоянно готов к действию. Никогда нельзя поручиться за него. Может быть, завтра, может быть, через год или через пять тысяч лет в основном бассейне давление газов и паров достигнет критической точки. Тогда магма вдруг взорвет окружающие породы или ворвется в бесчисленные, закупоренные сейчас, трещины, внедрится в выше лежащие толщи земной коры, а может быть, доберется до поверхности и разольется на ней. Конечно, первой жертвой на пути магмы явилась бы наша электростанция, и поэтому строить ее в таком опасном соседстве было бы в высшей степени неразумно.