Империя должна умереть - Михаил Зыгарь

Поговорив с Родзянко, вымотанный Рузский приказывает отправить стенограмму разговора в Ставку и ложится спать.

По словам Родзянко, генерал Иванов не смог доехать до Царского Села. Но это неправда.

Еще в поезде, подъезжая к Царскому Селу, Иванов узнает новость, которой он меньше всего ожидал: Царскосельский гарнизон взбунтовался. В половине первого ночи получает телеграмму от императора: «До моего приезда и доклада мне никаких мер не принимать». Эту телеграмму он показывает императрице, когда они встречаются ночью. Взвинченная Александра Федоровна просит его уехать из города, чтобы избежать кровопролития и не подвергать опасности ее и детей.

Генерал Иванов отдает приказ своим частям выступить в Вырицу и рассылает командующим фронтами телеграммы с просьбой скорее отправить эшелоны с подкреплением. Он не знает, что эшелонов не будет и приказы об их отправке уже отменены. Утром 2 марта император прикажет развернуть все войска, вызванные в помощь Иванову для подавления восстания, и отправить их обратно на фронт.

В ночь с 1 на 2 марта, когда Рузский разговаривает с Родзянко, а генерал Иванов – с императрицей, Александр Керенский чувствует, что у него скоро будет нервный срыв из-за чудовищного напряжения предыдущих дней.

Причина стресса очевидна: Керенский отчаянно пытается быть своим и для либералов из Временного комитета Госдумы, и для социалистов из исполкома Петросовета. Он входит и туда и туда – и упивается той исключительной ролью, которая ему выпала. Однако есть одна проблема, которую он не может преодолеть: его товарищи из Думы все дальше расходятся с его товарищами из Петросовета. И этой ночью он осознает, что больше не может сидеть на двух стульях, нужно выбирать.

Он не хочет оставаться за бортом Временного правительства, тем более что ему предлагают пост министра юстиции. Но Петросовет настаивает: товарищ по Думе Николай Чхеидзе отказался от министерского поста, не раздумывая. Керенский обязан поступить так же, чтобы не потерять авторитет в глазах рабочих и солдат, эсеров и меньшевиков. Эта дилемма сводит Керенского с ума. Так ничего не решив, он отправляется домой.

«Было странно идти по знакомым улицам без привычного сопровождения агентов секретной полиции, – вспоминает Керенский, – проходить мимо часовых и видеть дым и языки пламени, все еще вырывающиеся из здания жандармерии, где меня допрашивали в 1905 году».

Пролежав в постели два или три часа в полубессознательном состоянии, он внезапно придумывает выход – постараться усидеть на двух стульях, согласиться на пост в правительстве и отстоять это решение на заседании Петросовета. Он звонит Милюкову прямо среди ночи и сообщает радостную новость.

Утром Керенский идет в Думу. Он приходит к членам исполкома, они «встречают его с кислыми лицами». Керенский сообщает, что решил стать министром. Они начинают отговаривать, но он уже придумал, как преодолеть их сопротивление. Он выходит в соседнюю комнату, где вовсю идет заседание самого Петросовета, похожее на непрерывный митинг. Просит слова, залезает на стол (иначе его никто не увидит и не услышит). И произносит пламенную речь о том, что решился стать представителем рабочих и солдат в новом правительстве, – и просит одобрить его выбор. Простые рабочие устраивают своему любимцу Керенскому овацию. Опытные революционеры из исполкома в бешенстве: Керенский обманул их, наплевав на решение бойкотировать Временное правительство либералов. Но сделать ничего не могут.

В тот момент, когда Рузский и Родзянко ведут ночной телефонный разговор, царь спит. Первым с текстом стенограммы знакомится Алексеев в Могилеве. Он требует немедленно разбудить императора – «всякие этикеты должны быть отброшены» – и сообщить ему о словах Родзянко: «Выбора нет, отречение должно состояться». Алексеев верит мифу из «Известий комитета журналистов», что Царское Село в руках восставших и, если император не согласится, его детей могут убить, после чего начнется гражданская война и Россия погибнет под ударом Германии.

Однако Алексееву сообщают, что император только что уснул и встанет не раньше чем через полчаса. Тогда он берет инициативу в свои руки и к 3 часам собирает телеграммы от Эверта, Брусилова и даже великого князя Николая Николаевича – трех главнокомандующих фронтами на войне. Все они, включая дядю, умоляют императора отречься. Генералы преследуют одну цель – продолжить войну любой ценой. Для них страшнее всего анархия в армии. Они уверены, что после отречения ненавистного всем царя войну можно будет успешно продолжить – и победить. Некоторые из них поймут, что ошибались, уже на следующий день.

Утром 2 марта Павел Милюков выступает в Екатерининском зале Таврического дворца перед рабочими, солдатами и толкущимися здесь же случайными прохожими. Он рассказывает, что ночью Временный комитет принял решение сформировать Временное правительство. 58-летний интеллигентный профессор с негромким голосом и старомосковским выговором – далеко не самый яркий оратор, никакого сравнения с молодым Керенским. Милюков не чувствует толпу и не умеет говорить то, что она хочет слышать. Он зачитывает по бумажке состав Временного правительства, а потом говорит, что Николай II больше не будет императором, его сменит его маленький сын, великий князь Михаил будет регентом, а в России будет установлена конституционная монархия. Это совсем не то, что хотят слышать собравшиеся, – речь Милюкова тонет в возгласах негодования.

«Кто вас выбрал?» – ядовито спрашивают из толпы. «Нас выбрала русская революция!» – патетически отвечает Милюков. Спешно собирается исполком Петросовета, товарищи допрашивают Керенского, почему он скрыл от них, что депутаты хотят сохранить монархию и сделать великого князя Михаила регентом? Для социалистов это означает полный откат к старым порядкам, они намерены установить республику и боятся сговора Думы со старой элитой.

Керенский пытается убедить товарищей, что он ничего не знает и, скорее всего, для беспокойства нет повода. Он, конечно, врет: ему известно все, что обсуждается во Временном комитете, а также то, что думские эмиссары Гучков и Шульгин собираются ехать в Псков добиваться отречения. Его недавние товарищи-социалисты видят, что Керенский с ними неискренен, и заявляют, что отправят собственную делегацию в Псков или в крайнем случае помешают думской.

Керенский уходит с четким пониманием, на чьей он стороне. Он ощущает себя членом нового правительства, для которого бунтари из Петросовета – явная угроза. Ему надо бороться с ними и приложить все усилия, чтобы к царю отправились Гучков и Шульгин, а представители социалистов остались бы в столице.

Утром в Пскове император читает запись ночного разговора Рузского и Родзянко. Впервые ему предлагают отречься от престола. Эта мысль Николаю II вовсе не кажется неприемлемой.

Накануне он куда более болезненно воспринял предложение назначить правительство народного доверия: идея ограничить собственную власть всегда казалась Николаю преступной. С детства, от отца и от Победоносцева, он усвоил, что самодержец несет ответственность за всю Россию перед Богом. Принять конституцию означает нарушить клятву, данную во время коронации. Не имея возможности влиять на ситуацию в стране, он по-прежнему будет отвечать перед Богом. Он, а вовсе не члены правительства! Клятва перед Богом Николаю гораздо важнее и понятнее, чем идея конституционной монархии. Не менее догматично относится к самодержавию и его жена, для которой принятие конституции – это преступление против ее сына, попытка украсть у него то, что принадлежит ему по праву рождения. Парадоксально, но отречение от престола для Николая вовсе не так страшно. Оставляя трон, он снимает с себя ответственность, а значит, никакого преступления перед Богом не совершает.