Время дракона - Светлана Сергеевна Лыжина

казавшейся особенно яркой по сравнению с серым небом и серой гладью вод, отражавших небо.

Над стенами и башнями монастырских укреплений чуть виднелись главки церкви, а точнее - кресты этих главок, и именно на эти кресты, отливавшие тусклым золотом, юный князь смотрел, проезжая по длинному деревянному мосту, за которым начиналась дорога, ведшая к воротам обители.

Ворота были широко распахнуты, потому что князя ждали - ждали все насельники монастыря, собравшиеся на дворе перед церковью. Всего там стояло около полусотни человек, облаченных, как это и положено, сплошь в чёрное.

В чёрном одеянии не так-то просто выглядеть нарядно, однако монахи выглядели нарядно, потому что их рясы были новые, неношеные, и это бросалось в глаза. "Ишь, братия принарядилась к приезду важного гостя", - невольно подумал юный государь, особенно обратив вниманием на пожилого монаха с посохом, стоявшего впереди всех. Ряса у этого монаха была из тонкой шерстяной ткани, а из ворота рясы выглядывала белая рубашка, явно шёлковая. Шёлк и тонкая шерсть приятны телу, поэтому казалось уже не очень удивительным, что монах заботился не только о теле, но и о бороде. Борода эта, имевшая благородный коричневый цвет, была тщательно причёсана и как будто намазана чем-то, чтоб выглядеть ещё аккуратнее.

Этого монаха юный государь знал заочно. Когда отец Влада делал подарки Снаговому монастырю, то в соответствующих указах неизменно упоминал настоятеля обители, называя его "поп Доментиан". Как известно, знаком отличия для всякого настоятеля является посох, и именно по посоху Влад понял, как следует обращаться к пожилому нарядному монаху, стоявшему впереди толпы.

Юный государь спешился, подошёл, снял шапку и поклонился в пояс:

- Доброго дня тебе и всей твоей братии, отче Доментиан.

- И тебе доброго дня, сыне, - отвечал настоятель, - Я понимаю, зачем ты приехал, и потому не буду сейчас докучать разговорами. Сперва повидай могилу, а после прошу пожаловать в нашу трапезную, чтобы мы могли оказать тебе приём, достойный твоего высокого положения. Знай, что мы скорбим вместе с тобой и молимся о спасении души твоего покойного родителя. А если пожелаешь узнать, как совершалось погребение, - отец Доментиан указал вправо, - ты можешь спросить у нашего брата Антима. Он проводит тебя и расскажет.

Когда отец Антим, скромно стоявший за спинами других монахов, вышел вперёд, Влад не испытал тех чувств, которые обычно возникают при встрече с давними знакомыми. "Мы не виделись больше четырёх лет", - подумал князь, но ничего внутри не ёкнуло. Возможно, причина заключалась в том, что увидеть своего бывшего наставника Влад ожидал, ведь клир в митрополичьем соборе сообщил:

- Наш брат Антим получил благословение остаться при могиле в Снагове и молиться за упокой души убиенного государя.

Отец Антим, казалось, тоже не был взволнован встречей. Он взглянул на гостя по-будничному, даже не улыбнулся. А может, монаха что-то беспокоило и не давало радоваться?

- Иди за мной, чадо, - сказал отец Антим и двинулся к дверям церкви в обход толпы монахов и послушников.

Влад двинулся следом и, помолчав немного, произнёс:

- Отче, я знал, что увижу тебя здесь.

- А где же мне ещё быть, чадо? - тихо ответил бывший наставник. - Много лет назад мне вверили заботу о спасении души твоего отца, а теперь, когда эта душа отлетела, мой долг пребывать возле могилы усопшего и усердно молиться о том, чтоб его душа попала в рай.

Говоря так, отец Антим обернулся, и только тогда Влад заметил, что борода наставника, памятная с детства, теперь поменяла цвет. Из серо-бурой она превратилась в серую, а возле щёк стала белой. Через бороду, явно побелевшую, монах будто сроднился с белостенной обителью, в которой теперь жил.

"С каждым годом станет белеть всё больше", - подумал юный государь, а отец Антим тем временем подвёл его ко входу в церковь, взялся за дверное кольцо, с видимым усилием потянул и кивком головы дал понять, что пропускает государя вперёд.

Внутри храма царил полумрак, ведь солнце, которое снаружи не могло пробиться сквозь пелену облаков и осветить землю, тем более не могло осветить внутренность церкви, имевшей всего несколько окон, да и то узких. Только Царские Врата и две большие иконы по бокам от них, изображавшие Христа Спасителя и Богородицу с Младенцем, хорошо освещались десятками свечей, горевших в больших напольных подсвечниках. Обычно в перерывах между службами кто-нибудь из помощников священника ходил и собирал огарки, но в этот раз все вышли встречать государя, поэтому помощники не копошились возле подсвечников и не нарушали удивительную тишину, установившуюся в храме.

Войдя, Влад почти не слышал собственных шагов, потому что на полу, как это часто встречалось в монастырских церквах Румынии, лежали ковры. Храм в обители мало отличался от частного дома, ведь и в монастырском храме, и в частном доме редко ходили чужие люди - всё больше свои - а для своих почему бы ни застелить полы коврами.

- Он здесь, - благоговейно произнёс отец Антим, войдя следом за Владом, и указал рукой на пол влево от себя. Там, почти у самых дверей, под одним из столбов, подпиравших своды, лежала продолговатая каменная плита.

Государь подошёл к ней и опустился на колени, чтобы прочесть надпись, но даже с малого расстояния ничего не смог разглядеть. Надгробный камень смутно белел в потёмках, а надпись на нём расплывалась перед глазами, поэтому юный князь, поняв, что никакое напряжение зрения здесь не поможет, положил на камень руку и попытался разобрать буквы на ощупь.

От каменной плиты веяло холодом, который особенно резко чувствовался в церкви, где успели надышать. Очевидно, плита забирала холод от земли, а от плиты стынь передавалась пальцам, так что они, исследуя рельефные буквы, постепенно теряли чувствительность.

Юный государь разобрал только первые два слова, означавшие: "Убиен был...", - но и этого оказалось достаточно, чтобы удовлетвориться. Он всё опасался, что вместо "убиен" напишут "усоп", как если бы отец умер своей смертью, однако слово начертали верное. "Значит, есть ещё правда на свете", - подумал Влад.

Вдруг над надгробием склонился отец Антим, успевший где-то раздобыть большую свечу в подсвечнике. Разгораясь с каждой минутой всё ярче, она осветила буквы, и тогда стало возможно прочесть остальное: "Убиен был в Былтени во Христа верующий и христолюбивый, и благочестивый, и Богом помазанный господин всей земли Угровлахийской самодержавный Иоанн Влад воевода, сын Иоанна Мирчи.