От Пекина до Берлина. 1927 - 1945 - Василий Чуйков

Фон Шверин бежит к генерал-фельдмаршалу Роммелю и изъявляет готовность войти в группу, которая могла бы вести переговоры с командованием англо-американских экспедиционных сил. Генерал-фельдмаршал Роммель после провала покушения на Гитлера застрелился; фон Шверин и здесь, выйдя сухим из воды, остался ждать своего часа. И дождался. Его «великие» таланты военачальника были замечены. Летом 1950 года при ведомстве федерального канцлера был создан пост советника по военным вопросам, на который и был приглашен отставной генерал-лейтенант граф Герхард фон Шверин. Этот пост тогда соответствовал фактически посту, военного министра. Шверин незамедлительно высказался за создание армии, основанной на всеобщей воинской повинности. Не терпелось генералу получить в свое распоряжение пушечное мясо. Для тех лет это заявление оказалось преждевременным. Фон Шверину пришлось уйти в отставку…

А я вспоминаю рассвет 14 марта 1944 года в районе Баштанки и Снигиревки. У меня перед глазами горы трупов немецких юношей, бредущие по колено в грязи колонны и толпы немецких солдат, брошенных и преданных Шверином и другими шверинами. Пьяные и полупьяные, отчаявшиеся люди, но люди с оружием в руках. Я вижу, как они падают под огнем наших пулеметов. Убивать их была необходимость, мы защищали Родину. Они же гибли за интересы германских монополистов, за бредовые людоедские мечтания фон шверинов…

1

К вечеру 14 марта через передовой командный пункт 8‑й гвардейской армии, расположенный в Ново-Полтавке, прошло более восьми тысяч пленных немецких солдат и офицеров. Подходили и подходили новые колонны. Иногда один автоматчик конвоировал колонну до двухсот человек. На этом участке фронта враг был морально сломлен.

Командование фронтом поставило перед армией задачу – круто повернуть фронт с юга на запад и на северо-запад и в обход лиманов продвинуться к реке Южный Буг, с ходу ее форсировать, не дав возможности противнику организовать по водному рубежу оборону. В соответствии с этой директивой войска армии уже 16 марта должны были выйти на берег Южного Буга в районе Новая Одесса.

16 марта войска армии еще продолжали уничтожение разрозненных частей противника в рощах, балках, на полях.

Только пленных в этот день было захвачено более полутора тысяч человек. Много было трофеев в дополнение к захваченным во время ночного и дневного сражения 14 марта. Одних машин было захвачено в этот день 150… Срок выхода на Южный Буг был отнесен на два дня.

17 марта войска армии круто повернули фронт и двинулись к Новой Одессе, к Южному Бугу, настигая остатки разбитых немецких дивизий.

Наши, войска продвигались вперед, сколько позволяли дороги, сбивая немецкие арьергарды. За день 17 марта было взято в плен еще около двух с половиной тысяч немецких солдат и офицеров.

18 марта армия своим правым флангом, 28‑м гвардейским стрелковым корпусом, вышла на Южный Буг и заняла рубеж на участке: Новая Одесса, Касперовка, Ново-Петровское, Себино.

Противник собрал все свои силы на базе 4‑го армейского корпуса и остатков 29‑го и организовал вокруг Николаева предмостное укрепление как прикрытие для эвакуации войск из города.

19 и 20 марта нашим войскам удалось форсировать Южный Буг. На лодках, плотах, даже на бревнах переправилась пехота с легким оружием. Артиллерию и танки так переправить было невозможно. Понтонных средств тогда не нашлось. Армия ничем не могла поддержать переправившиеся части пехоты на левый берег реки. Боеприпасов в артиллерийских соединениях почти не было. Командир артиллерийской дивизии генерал-майор артиллерии Ратов на просьбу командира 28‑го гвардейского стрелкового корпуса поддержать огнем переправившуюся пехоту смог дать только по три выстрела на орудие.

Командующий фронтом требовал от 8‑й гвардейской армии решительных действий, ставил задачу форсировать реку всеми силами армии. Генералу И. А. Плиеву было приказано подготовить конно-механизированную группу к переправе в ночь с 22 на 23 марта в районе Троицкое, Новая Одесса.

Но выполнить приказ помешала погода. С моря подул ветер. Бугский лиман и в обычную погоду является преградой значительной. А тут с моря пошла в лиман вода. Она столь стремительно поднималась, что создалась угроза затопления некоторых захваченных нами плацдармов на правом берегу. Пришлось отдать приказ, чтобы наши части, с боем овладевшие плацдармами, покинули их и вернулись на левый берег.

21 марта мне на командный пункт позвонил Исса Александрович Плиев и пригласил к себе на обед, намекнув, что «прибывает» большое начальство.

Я догадался, кого имел в виду Исса Александрович. Задержка с переправой через Южный Буг не могла не беспокоить Ставку. К нам приехал Маршал Советского Союза Александр Михайлович Василевский в сопровождении генерала армии Родиона Яковлевича Малиновского.

Они пригласили к Плиеву также командира 4‑го гвардейского Сталинградского механизированного корпуса генерал-лейтенанта Т. И. Танасчишина и командующего 17‑й воздушной армией генерал-полковника В. А. Судец.

Александр Михайлович Василевский и Родион Яковлевич Малиновский поздравили меня с высокой наградой – присвоением звания Героя Советского Союза. Я со своей стороны поздравил Родиона Яковлевича с награждением его вторым орденом Суворова 1‑й степени.

Исса Александрович позаботился об обеде, на что он был большим мастером.

Ждал серьезного разговора, но начали все с шуток. Василевский и Малиновский принялись вспоминать мои похождения неподалеку от Каменки, когда подо мной была убита лошадь.

Василевский сделал вид, что он ничего не знает, и поинтересовался, где моя лошадь. А Малиновский, как будто бы чем-то обеспокоенный, спросил:

– Не прислать ли тебе, командарм, новую сбрую и папаху?

Я объяснил, что в этот же день вечером коновод разыскал и сбрую, и седло, и папаху, и даже мои сапоги.

– Это уже у тебя как у Тараса Бульбы получается! – заметил Малиновский. – Тот за своей трубкой в самое пекло полез… Можно было и осчастливить противника столь значительными трофеями…

Мне ничего не оставалось, как отбиваться.

– А что же делать? – спросил я у Василевского, – нельзя же руководить войсками из блиндажа. Что было бы, если бы такие командиры, как Исса Александрович, как Танасчишин, не бывали бы в войсках и на передовой?

Василевский остановил меня:

– Не сердись, Василий Иванович! Это все в шутку. Нельзя же все о серьезном да о серьезном! Кому неясно, что плох тот командующий, который в войну не слыхал ни грохота бомб, ни воя снарядов, ни свиста пуль.

Вскоре разговор переключился на то, что волновало общевойсковых командиров и командиров подвижных соединений, вызывало у них споры. Начал разговор Танасчишин. Он рассказал, как его корпус для себя прорывал оборону противника в районе Николаевки (Ново-Николаевки) и сам себя ввел в прорыв.