От Пекина до Берлина. 1927 - 1945 - Василий Чуйков

Василевский и Малиновский переглянулись. Василевский даже улыбнулся. Они оба присутствовали при вводе корпуса Танасчишина в прорыв у меня на командном пункте под Николаевкой и дали приказ на ввод корпуса только после того, как части 8‑й гвардейской армии проложили дорогу корпусу, создав чистый прорыв. Оба ждали, что я отвечу Танасчишину.

Вопрос был серьезный, и я сформулировал бы его так: при каких условиях должны вводиться в бой подвижные механизированные соединения?

Удар механизированных соединений, прорывающихся в глубокий тыл противника, только тогда достигал целя, когда механизированным соединениям не приходилось растрачивать силы на прорыв оборонительных рубежей. Потери в технике при прорыве оборонительных позиций могли ослабить механизированные соединения, а в иных случаях (и это бывало) весь удар иссякал на оборонительных рубежах.

Поэтому механизированные соединения должны были вводиться в бой после того, как стрелковые и общевойсковые соединения прорвут оборону противника. Кажется, все ясно. Но это только так кажется.

Общевойсковые командиры полагали, что чистым прорывом должно считать прорыв обороны противника на всю ее тактическую глубину, то есть захват всех траншей и позиций полосы обороны, занятых людьми и техникой противника.

Командиры подвижных соединений часто перед вводом в бой механизированных соединений начинали споры – открыт ли для них чистый прорыв. А в бою была дорога каждая минута.

Сошлюсь на пример с вводом в бой 1‑го гвардейского механизированного корпуса И. Н. Руссиянова во время боев в районе Голой Долины, боев тяжелых, жестоких.

Стрелковые части 8‑й гвардейской армии с упорством и мужеством атаковали противника, но никак не могли прорвать его оборону из-за недостатка в боеприпасах и танков непосредственной поддержки пехоты. Чистого прорыва не было. Стрелковые части осуществили только глубокую тактическую вмятину во вражеской обороне. Малиновский приказал Руссиянову вводить корпус в бой. Руссиянов корпуса в бой не ввел, объяснив впоследствии, что корпус не изготовился для наступления.

Механизированные соединения создавались не для того, чтобы прорывать оборону, а для того, чтобы решать большие оперативные задачи после прорыва в тылу у противника. Но где в процессе самого боя найти весы, на которых можно было бы определить, есть ли чистый прорыв или только образовалась тактическая вмятина?

Чистого прорыва не было в Голой Долине, но противник был крепко побит и отходил с боями, нужно было еще одно усилие, и его оборона разлетелась бы вдребезги, и корпус пошел бы по тылам.

Командиры механизированных соединений считали, и это мнение широко распространялось среди танкистов, что общевойсковые соединения должны прорвать не только подготовленную в инженерном отношении оборону. Если в оперативной глубине обороны противника на пути механизированного соединения за оборонительной полосой появлялись автоматчики или обнаруживалась артиллерийская позиция противника, они считали, что вошли не в чистый прорыв, что они допрорывали или даже сами прорывали оборону противника.

В идеале действительно необходим чистый прорыв. Ну, а если пройдены одна, вторая траншеи, преодолены одна за другой все полосы обороны, но противник подтягивает или уже подтянул резервы, – разве подвижные танковые соединения не должны ринуться в прорыв и вступить во встречные бои с резервами противника?!

Думаю, что теоретическое положение о вводе в бой механизированного соединения на практике, в момент ведения боя должно быть не категорическим и решаться с учетом обстановки. В этом и состоит взаимодействие различных родов войск.

Считаю, что чистым прорыв будет, если стрелковыми частями прорвана полоса обороны, состоящая из инженерных сооружений, насыщенных оборонительной техникой и людьми. Все, что может встретиться за этой системой – все, что будет брошено против механизированных соединений из оперативной глубины, все это прямого отношения к линии обороны не имеет и должно подавляться частями, введенными в прорыв, совместно или при поддержке общевойсковых соединений.

…После обеда Василевский пригласил нас на совещание о дальнейших задачах 8‑й гвардейской армии и конно-механизированной группы И. А. Плиева. Ближайшей задачей маршал Василевский ставил перед войсками фронта форсирование Южного Буга и освобождение Одессы. Конечной целью операции намечался выход наших войск на реку Днестр.

8‑я гвардейская армия должна была прорвать оборону противника по правому берегу Южного Буга и создать условия для ввода в бой подвижной группы Плиева.

С этой задачей мы разъехались по своим командным пунктам.

По приезде на свой КП в Новую Одессу, я созвал расширенный Военный совет армии, на который были приглашены командиры корпусов, дивизий и их начальники штабов. Обсуждали задачи армии и приняли решение: растянуть одну дивизию для прикрытия по всему фронту армии, а все остальные силы сосредоточить в районе Троицкое – Касперовка и форсировать реку на участке Троицкое – Андреевка.

Что нам давало такое форсирование и наступление?

Во-первых, наша артиллерия имела возможность собрать средства поддержки пехоты в боях за плацдарм на правом берегу. Во-вторых, из-за недостатка в переправочных средствах для тяжелой техники, под прикрытием сосредоточенного огня артиллерии и авиации мы могли навести мост.

Для одного моста еще можно было каким-то образом собрать строительные материалы, хотя с ними в этом безлесном районе было очень трудно.

В-третьих, на этом участке, несмотря на подъем воды в лимане, нам удалось все же сохранить за собой небольшой плацдарм в районе Андреевки на правом, западном берегу против Троицкого.

Взвесив всю сложность действий в этих обстоятельствах, сложность передвижения на узком участке фронта, мы в штабе армии тщательно разработали план мероприятий по обеспечению боевых действий. Я подписал приказ с утра 26 марта армии силами 29‑го и 4‑го гвардейских корпусов форсировать Южный Буг, прорвать оборону противника с Андреевского плацдарма и перейти в решительное наступление в общем направлении Карлсруэ – Ландау.

Противник, мобилизуя все последние силы и средства, старался задержать наше наступление в весеннюю распутицу на крупных водных рубежах. Но чувствовался моральный и физический упадок сил немецких войск, они не выдерживали атак нашей пехоты, начали откатываться на запад. Танков у противника на этом участке не было.

К 29 марта войска армии вышли на рубеж: Киево-Александровка, Песчаный Брод, Шнроколаповка.

31 марта к 16 часам войска армии вышли на следующий водный рубеж – Тилигульский лиман.

Стрелковые части продвигались достаточно быстро, не давая возможности оправиться противнику после Снигиревского разгрома. Но все еще приходилось натыкаться и на организованную оборону в укрепленных опорных пунктах.

Нужна была артиллерия, нужны были танки, но они еще не начали переправляться.

В районе Троицкое днем и ночью сооружался мост с пропускной способностью в 16 тонн. Шутка сказать, перемахнуть мост через все русло Южного Буга в момент его весеннего разлива. И вот осталось каких-нибудь пять метров пролета. Все строительные материалы, которые могли годиться на строительство моста, были уже пущены в ход. На краю поселка Троицкое саперы обратили внимание на добротный дом. Решили его разобрать и бревна пустить на перекрытия. Но их ожидал неприятный сюрприз. Сняли штукатурку, а под ней оказались не бревна, а глина. Каркас состоял из легких и непрочных деревянных деталей. На строительство моста они не годились.