100 магнитоальбомов советского рока - Александр Исаакович Кушнир

всего на свете Бегемоту хотелось создать собственный панк-проект, исполняющий музыку в духе «Гражданской обороны». Текстов для этого было предостаточно — очень коротких, состоящих, как правило, из одного-двух куплетов. «Шла машина темным лесом за каким-то интересом / Охуенный интерес — на машине ездить в лес...»

Больше слов в песне не было, поскольку Бегемот никогда не являлся поклонником эпохальных творений и крупных форм. Известный афоризм «краткость — сестра таланта» принадлежал, увы, не его перу, но именно Бегемот сумел спроецировать эту несомненную мудрость на благодатную рок-н-ролльную почву.

Для адекватного воплощения подобной лирики на магнитофон Бегемоту нужны были музыканты. Его пятилетний опыт игры на трубе был явно маловат, да и панк-рок с духовыми инструментами состыковывался не очень. Шо делать? И тут крупный видненский меломан вспомнил о своем друге детства по имени Карабас.

Карабас был ниже невысокого Бегемота на полголовы, носил длинную косичку и прекрасно играл на множестве инструментов. Свой талант мультиинструменталиста он планомерно губил, безуспешно пытаясь получить хоть какое-то высшее образование. Сначала — в столичном Институте электронного машиностроения. Затем — в станкоинструментальном. И, наконец, в ленинградском Институте киноинженеров. И только в те периоды жизни, когда студентов отправляли выполнять патриотический долг на картофельные поля, Карабас волей-неволей вспоминал про музыку.

Воспитанный на творчестве Вероники Долиной и позднего «Аквариума», он прямо на борозде исполнял под акустическую гитару «Аделаиду» или «Серебро господа моего». Юные студентки окружали Карабаса плотным кольцом, восторженно заглядывали ему в глаза и дружно просили: «Боб! Спой еще! Вот эту, про город золотой».

Кличка «Боб» приклеилась к Карабасу намертво. Так называли его во всех учебных заведениях, которые он когда-либо посещал. При упоминании имени Гребенщикова Карабас мрачнел, прекращал ходить на лекции и целыми неделями поглощал спиртные напитки не самого лучшего качества. Опустошенные трофеи карабасовских алкогольных приключений и находил Бегемот на обширных расторгуевских помойках. Круг неумолимо замыкался. И Бегемот понял, что дальше так жить нельзя.

Стимулируя творческую активность старого друга, бывший боец Советской Армии подарил Карабасу свои армейские вирши. «Хватит маяться фигней, — решительно заявил Бегемот. — Пора дышать полной грудью! Давай играть панк-рок!»

В отличие от Карабаса Бегемот искренне считал себя прирожденным панкером. С его точки зрения, первым хитом будущей супергруппы должен был стать вышеприведенный текст про говно. Карабас скептически ознакомился с содержанием и спустя пару дней принес мелодию, которая прямо-таки добила Бегемота своей неземной красотой. Вместо хардкоровых плясок на руинах Кремля растерявшийся Бегемот услышал лирическую пьеску, достойную лучших менуэтов эпохи Людовика XIV. Из подобного парадоксального несоответствия взглядов на жизнь и родился стиль магнитофонной легенды из города Видное с коротким и драйвовым названием «Хуй забей».

Изначальной установкой в группе была ориентация исключительно на запись магнитоальбомов. Как правило, все они длились не более получаса и состояли из трех десятков уморительно смешных песенок и стишков. Песни были похожи на анекдоты, поэтому основной принцип «Хуй забея» звучал так: «чем короче, тем лучше». Мол, «длинный анекдот слушать не интересно». Повторимся, что крупные формы Бегемоту были не близки.

Бегемот твердо решил никогда не давать живых концертов. «Не фиг нам дрыгаться перед публикой, словно какие-то клоуны», — важно заявил он Карабасу. Теперь все силы звездного тандема были сконцентрированы исключительно на магнитофонной записи.

Технически альбомы записывались за один-два дня — или на квартире у скрипача Дмитрия Морозова, или в местном Доме культуры. В видеосалоне на втором этаже видненские аборигены, затаив дыхание, смотрели новый фильм Антониони, а откуда-то снизу до их утонченного слуха доносились душераздирающие запилы и эстетически сомнительные высказывания: «Вчера по радио сказали, что я совсем мудак / Вчера в газете написали, что я совсем мудак / В программе Время показали, что я совсем мудак / Но я не поверил — я-то знаю, что это не так!»

...Альбом «Не зассал» числится четвертым в героической дискографии группы «Хуй забей». Звук на нем выстраивал задумчивый флегматичный человек по имени Афанас. Карабас играл на гитаре и пел, а Бегемот время от времени разражался речитативами и с выражением декламировал стихи. Свободное цитирование этих опусов вызывает определенные затруднения.

Помимо идеологов группы в записи принимали участие барабанщики Андрей Репа и Найк Борзов, профессиональный гитарист Алексей Медведев и простой сельский парубок Никола на басу. Признаемся честно — с таким мощным составом приглашенных музыкантов композитор Карабас не испытывал никаких ограничений в своих стилистических выкрутасах. Он смело перемешивал хардкор, реггей, сиртаки, блюзы и, конечно же, шустрые заводные рок-н-роллы — то припанкованные («Мудак»), то веселые в стиле Лаэртского («Акула»), то грязные в духе «ДК» («Буфетчица»). Все это записывалось живьем без всяких наложений, причем мощное звучание ритм-секции превращало сессию из обыденного домашнего музицирования в громкий и жесткий гаражный рок.

Отличительной чертой альбома стала зрелая музыкальная реализация добродушно-циничных бегемотовских идей. Под звуки исполняемой на скрипке гаммы будущая звезда поп-фолка Вика Морозова неописуемо трогательно жалуется на свою неизлечимую болезнь под названием ментофилия: «Каждую ночь я набираю 02 / Чтобы услышать голос живого мента / Я от этой забавы ужасно торчу / Мент чего-то кричит, а я в трубку молчу».

Нельзя сказать, что, свободно используя ненормативную лексику, группа сделала ставку исключительно на эпатаж. Просто они нашли свою нишу, в которой мат стал антитезой мертвому языку официальной эстрады, ежедневно звучавшей с экрана телевизора. Карабас и Бегемот насыщали свои творения лошадиными дозами ругательств, доведя идею внедрения уличного сленга в рок-н-ролл до самого максимума. «Хуй забей» превратил инвективно-отвязную лексику российских просторов в рок-поэтику, развивающую традиции русской срамной лирики, имеющие глубоко народные корни и подхваченные, к примеру, в XVIII веке Барковым, в XIX веке Афанасьевым («Русские заветные сказки»), в двадцатом — Александром Лаэртским...

Богатый на выдумки Бегемот нарекал готовые альбомы патологически нецензурными названиями. Кассеты сопровождались «сельскохозяйственными комиксами» Карабаса, а также фирменным графическим знаком Popa Begemota Records. В порядке легкой интеллектуальной разминки можно попробовать догадаться, что именно было изображено на этой «торговой марке». «Не рекомендуется прослушивать детям и людям без чувства юмора» — гласила надпись на компакт-диске «Не зассал», выпущенном через шесть лет. Первыми покупателями этой пластинки стали Илья Лагутенко, Егор Летов и Борис Гребенщиков.

...Спустя несколько лет стало понятно, что период 1990–1991 годов оказался для «Хуй забея» идеологическим пиком. Большинство последующих работ группы страдало излишним академизмом, а ранние альбомы выглядели откровенно примитивными с музыкальной точки зрения. В середине 1990-х чуть ли не все участники проекта ударились в выпуск сольных альбомов — от мелодичных поп-хитов (Найк Борзов) до беспросветно-тоскливых девичьих песен в исполнении