На нарах с Дядей Сэмом - Лев Трахтенберг

Белая горячка, только хуже! Не бред сумасшедшего, а самая настоящая реальность. Ночной «отдых» не для слабонервных…

…Однако вернемся к нашим баранам. Вернее, к кошкам.

Барское существование на всем готовом, всеобщая любовь и тепличные условия способствовали тому, что в заповеднике Форт-Фикс семейство кошачьих следовало заветам дедушки-бога. То есть плодилось и размножалось в геометрической прогрессии.

Отмечая очередной кошачий выводок, я задумывался об адекватности лингво-зоологического сравнения – «сношаться, как кролики». Устойчивый фразеологический оборот подразумевал недюжинную половую активность милых домашних зайчат.

Я был уверен на все сто, что авторы смелой метафоры в Форте-Фикс не сидели. Не имели возможности (в отличие от меня) наблюдать за половой жизнью местных котов и кошек. А зря.

Фартовые животные активно трахались не только, как им положено, – в марте, а 24 часа в сутки, 7 дней в неделю. Non-stop и круглый год! На радость зэкам.

А теперь – внимание!

Ахтунг, ахтунг!

May I please have your attention![588]

В достоверность нижеследующей истории некоторые мои друзья-товарищи по другую сторону забора отказывались верить категорически. Поэтому клянусь Лениным и дотрагиваюсь до красного. Все – чистая правда.

Бля буду!!!

…Многие заключенные недоумки (особенно похотливые латиноамериканские мучачос и кабальерос) страдали зоофилией. Причем в навязчиво-маниакально-депрессивно-вуаеристической форме.

То есть, конечно, животных они не насиловали. Думаю, что только в силу несовпадения размеров. Если бы на месте кошек в Форте-Фикс завелась живность покрупнее, то за своих соседей я уже бы не поручился. Ибо кошачьи половецкие пляски вызывали у сексуально озабоченной братвы самую настоящую человеческую эрекцию. Говоря по-пацански: «на кошек дрочили». Из песни слов не выкинешь, так что – «сорри» и «экскьюзе муа».

Итак, предлагаю вниманию достопочтимой публики этнографическую зарисовку «горячий Матроскин и его леди»! Чичоллина и Юрий Куклачев – спят в хомуте.

Часть первая

Теплый апрельский вечер. Народ отужинал и в лености и неге разбрелся по компаунду. Кто-то играет в карты, кто-то бренчит на гитаре, кто-то (и таких большинство) переливает ни о чем из пустого в порожнее. Тишь да гладь, мир во всем мире. Все расслаблены и умиротворены, включая тюремщиков.

Около одного из бараков собралась непонятного вида толпа. Человек тридцать или более. Затаив дыхание, в полной тишине зрители наблюдают, как у ступенек в подвал трахаются кошки. «Сеанс», как писал о чем-то подобном Сергей Довлатов в своих «Записках надзирателя».

Часть вторая

Молодая черная Багира лежит на животе, голова прижата к земле, круп слегка приподнят. Хвост поджат под себя и, на мой не очень просвещенный взгляд, полностью закрывает вход в невидимые гениталии. Сверху самочки пристроился такой же черный котяра по кличке Блэки. Сексуальный гигант, многодетный отец и всеобщий фаворит. Он, как и его партнерша, тоже выгнулся и невольно демонстрирует внушительного размера яички. Хвост торчит трубой. Кошка крепко прижата к бетону его крепким телом, кот в исступлении кусает самку за загривок и явно не дает ей расслабиться. При этом сладострастник громко рычит. Его жертва постанывает. Не очень жалобно, между прочим. Летят клочки по закоулочкам…

Часть третья

Благодарные жиганы подозрительно утихли, загадочно улыбаются и пошикивают на приближающихся зэков: «Внимание, тихо, коты ебутся!» Народ сосредоточенно сопит и держит руки в карманах безразмерных штанов.

Через какое-то время внимательный сексопатолог замечает у публики значительное увеличение размеров «того самого». Зрители кошачьего «пип-шоу» забываются и активно наглаживают вздувшиеся причинные места. Кто-то через материю, соблюдая приличия, кто-то засовывает руки под резинку штанов. Дивертисмент удался!

Котяра шумно, по-тигриному кончает и очень смешно заваливается на спину, задрав в воздух все четыре лапы. Освобожденная кошечка (соответственно, «усталая и довольная») изящно ковыляет в сторону зрителей. Секс-бомба идет на запах приманки из филе тунца.

Часть четвертая

Театралы постепенно расходятся по отрядным уборным. Домастурбировать, если не сказать хуже… В «стриптиз-клубе» остается несколько мексиканских завсегдатаев, чтобы накормить рыбой слегка подуставшую порнозвезду. Она с благодарностью и совершенно не боясь людей, уплетает за обе щеки подношение коварных зрителей. Нехорошее дело они задумали! Ох, нехорошее!

Часть пятая

Мексы сидят на корточках и любовно гладят изнасилованную самочку. Она то ест, то останавливается, периодически поднимая вверх свой изящный зад. Вдоль движения умелых ручек латиноамериканских дрочильщиков.

Воспользовавшись кошачьим расположением, юкатанские юннаты постепенно активизируют свои ласки. Один чешет героиню за ушком, другой поглаживает вдоль спинки, третий пропускает между смуглых коротких пальцев ее блестящий и податливый хвост.

В следующее мгновение «тетя, тетя кошка» заваливается на бок, подставляя похотливым зоофилам свой бочок и пушистый живот. Животное не ожидает от людей подвоха и нежится после секса и угощения.

Часть шестая

Еще минута и рука одного из котоложцев дотрагивается до увеличенной после соития кошачьей пиписьки-невидимки. Дурной пример заразителен. К бедным кошачьим гениталиям тянутся гадкие ручонки всей мексиканской троицы. От неожиданности порнозвезда вздрагивает и пускается наутек.

Довольные извращенцы быстро подносят влажные от выделений (???) и спермы (???) руки к своим отвратительнейшим и улыбающимся рожам. Мексы обнюхивают пальцы-обрубки и свободной рукой лезут себе в пах. Сеанс продолжается…

Конец.

Как говорил классик: «Жестокие нравы, сударь, в нашем городе, жестокие…» Не передача «Ребятам о зверятах». Не пансион благородных девиц. Не славяно-греко-латинская академия. Не пятый аррондисман города Парижа.

…Я лично животных любил платонически. Только что стихи не посвящал.

Как и у многих зэков, у меня тоже были свои любимцы.

Например, обитавшая около больнички кошечка по кличке Пятница, названная мною в честь нью-йоркской домашней сожительницы. (Все мои американские дотюремные кошки, независимо от пола, носили славное индейское имя из романа Даниэля Дэфо.)

Но более всего среди пенитенциарной флоры мне полюбились сурки. По-английски – «граундхоги». До попадания в Форт-Фикс (еще одна сакраментальная фраза) я видел этих животных только в кино. Или в новостях по весне.

Одетые в старинные партикулярные платья и шляпы с высокой тульей a la Авраам Линкольн, улыбающиеся дяденьки доставали из норки на божий свет полуспящего зверька. Либо он «видел» свою тень, либо нет. В зависимости от поведения сурка метеорологи предсказывали погоду на сезон. Американская народная примета и дань традиций XVIII века.