Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус - Андрей Посняков

– Ага, ага, ну как же.

Марсель покивал, едва сдерживаясь, чтоб не ляпнуть сейчас какую-нибудь до ужаса обидную гадость, но все же ляпнул-таки:

– Этот «хороший парень», похоже, твой поклонник.

– Глупостей не говори!

– А почему ж тогда он за тобой следит? Вчера выглянул с балкона – тебя проводить – так ты едва тронулась, и вдруг – красный мопед с этим… волосатым. Ты к Монпарнасу свернула – и он за тобой, как приклеенный.

Вскочив на ноги, Полетт нервно задвинула стул:

– Все, я уехала. Извини, не подброшу – доберешься домой сам. А с твоего шестого этажа, кстати, мало что разглядишь. Да и вообще, мало ли красных мопедов?

– Не мало, но… А я вот тебе докажу, хочешь? Обязательно докажу.

Прокричав, уязвленный Марсель быстро расплатился с официантом и выскочил из бистро, небольшой забегаловки на людной улице Сент-Оноре. Хотел что-то крикнуть вдогонку своей рассерженной подружке, да не успел – светло-зеленый «Жук» Полетт уже выруливал в направлении церкви Мадлен… Ну, не успел – так не успел. Ладно, и потом можно будет сказать… да купить вина – вот такого же бордо – помириться… хотя – вроде и не ссорились. Да черт их, этих женщин, знает, из-за сущей ерунды могут неделями дуться, и ведь не скажут – почему, мол, сам догадайся, а разве всякую мелочь упомнишь? Вот и с Рене этим…

Черт!!!

Марсель не поверил своим глазам, едва не упал даже, поскользнувшись на мокром от недавнего дождя тротуаре. Красный мопед! И откуда он взялся? С Вандомской площади? Да, верно, в той стороне и поджидал на повороте. Он, он – тот самый патлатый черт в дурацкой – блином – кепке. Прыщавый, брюки-клеш, грязно-коричневого, с густой бахромой, вельвета.

Оп-па! За Полетт и поехал! За ее «Фольксвагеном», Че Гевара хренов! За ней, за ней… «Жук» к Мадлен свернул, и красный мопед – туда же.

Зло прищурясь и сплюнув под ноги, молодой человек вдруг заметил рядом, на стоянке такси серебристый «Мерседес» с желтым фонариком «Такси-Паризьен». Увидел – и больше не думал. Плюхнулся на заднее сиденье:

– К церкви Мадлен… для начала.

– Как это – для начала? – отъезжая, поинтересовался смуглый таксист – марроканец или алжирец. В общем, откуда-то из Магриба, из бывших колоний.

– Сверните к Мадлен и… ага… Теперь во-он за тем красным мопедом!

– Соперник? – обгоняя почтовый фургончик, понятливо кивнул таксист. – К твоей девушке клеится? Ладно, ладно, не мое дело. Не переживай, не упустим.

Красный мопед с привязанной к багажнику пачкой газет и видневшийся сразу за ним светло-зеленый «Фольксваген-Жук» – оставив позади слева вычурное здание Оперы Гарнье… а вот дальше как-то все вышло странно: миновав небольшую площадь перед церковью Троицы, Полетт проехала дальше – к полному сверкающей даже днем рекламой многочисленных секс-шопов бульвару Клиши, к Монмартру… красный мопед же ловко свернул к паперти, где и остановился у низенькой темно-зеленой ограды.

– Ну, что? – таксист повернул голову. – Ждем?

– Да нет, спасибо, – рассеянно отозвался молодой человек. – Сколько я должен?

Расплатившись, молодой человек вылез из авто и, стараясь не попадаться на глаза патлатому, быстро прошел в расположенный тут же скверик, где и уселся на лавочке среди прочих зевак, читавших газеты и наблюдавших, как гоняют мяч мальчишки.

Нынче в начале мая погода выдалась неустойчивая – то шли дожди, то выглядывало солнце – то жарко, то холодно, не угадаешь, как и одеться. Да еще и ветер! Такие порывы – как бы и самого не унесло! Посмотрев на спрятавшееся в облака солнышко, Марсель осторожно повернул голову. Ага – прислонив к ограде мопед, патлатый «социалист», держа в руках пачку газет, болтал с каким-то негром, длинным и тощим, словно жердь. Ничего интересного… пожалуй, можно идти к ближайшему метро…

Молодой человек поднялся уже… и тут вдруг дунул ветер, да с такой силой, что укатил у мальчишек мяч к самой церкви, сорвал – ха-ха, так тебе и надо! – с патлатого кепку… и рассыпал, разнес вокруг многочисленные газеты. Марсель из интереса поднял одну: Че Гевара, Леон Троцкий… ну, что там еще-то могло быть?

Полетт пришла к нему поздно вечером, поднялась на шестой этаж в доме на площади Данфер Рошро, позвонила. Марсель уже догадался, кто пришел – услышал шаги, все же прислушивался целый вечер, даже музыку не слушал, ни «Дорз», ни «Битлз», ни «Джетро Талл» – и вот, по шагам, догадался…

Резво подбежал к дверям, распахнул:

– Рад тебя видеть, милая… Ой! Ты что плачешь-то?

– Выпить есть что? – шмыгнув носом, девушка прошла в комнату.

– Да, есть. Твое любимое бордо… На вот, пей. Сыр? Шоколад?

– Ничего не надо.

Сидевшая на диване Полетт походила сейчас на мокрого нахохлившегося воробышка, причем воробушка чем-то сильно обиженного и злого. Марсель ничего не расспрашивал, знал – девчонка сама все расскажет.

– Этот Рене… – опростав три бокала, Полет закурила крепкий «Житан». – Вот ведь козел, а!

– Так ведь – социалист! Революционер даже.

– Ты хоть не подкалывай, ладно? – раздраженно стряхнув пепел мимо пепельницы, девушка продолжала дальше, все больше наливаясь возмущением и гневом: – Представляешь, обвинил меняв том, что я газеты выбросила! А, знаешь, отпечатать тираж стоит денег, и вообще… Мол, на паперти возле церкви Троицы… Да-да! Наши потом там эти газеты видели. Разбросанные!

– Где-где?!! У церкви Троицы, говоришь?

Откинувшись на спинку кресла, Марсель громко расхохотался:

– А он сам-то их не мог там потерять? Ветер же был сильный.

– Сам? – задумчиво запрокинув голову, Полетт выпустила дым в потолок.

Хотела, видно, кольцами, да не получилось – куда ей!

– Не, сам вряд ли… Что ему там делать-то? Его округа – двенадцатый, тринадцатый. Хотя… На бульваре Клиши у него тетка в секс-шопе работает.

– Вот видишь – на бульваре Клиши. Рядом!

Девушка рассерженно воткнула в пепельницу окурок:

– Так ты что думаешь – Рене сам газеты растерял, а на меня свалил? Так, что ли?

Усевшись на диван рядом с Полетт, Марсель крепко поцеловал ее в губы и рассмеялся:

– Я не думаю, милая. Я знаю!

– Я знаю, знаю, о чем говорю, товарищи!

Поправив роговые, смешно сидящие на толстом носу очки, комсорг Миша Фунтиков, забавный с виду юноша – стриженный в полубокс толстячок лет шестнадцати – покосившись на висевший за трибуной портрет Владимира Ильича Ленина, нервно погрозил пальцем сидящим в актовом зале комсомольцам:

– Да, да, знаю! И среди нашей молодежи, увы, есть некоторые товарищи, увлекшиеся, так сказать, чуждыми нашему строю идеями. И это в то время, когда товарищ Никита Сергеевич Хрущев на пленуме ЦК сказал…