Долина лошадей - Джин Мари Ауэл

запечатлелось в ее памяти. «Ах, у него удивительные руки, и он так ловко все делает – и когда обрабатывает кремень, и когда ласкает жеребенка. Удалец – отличное имя. Джондалар все-таки дал имя жеребенку».

Откуда в этом высоком сильном мужчине такая мягкость? Когда Джондалар обнял Эйлу, утешая ее, она почувствовала, какие у него крепкие мускулы. Но он, не стыдясь, открыто проявляет свои чувства, не пытаясь скрыть ни доброту, ни печаль. Мужчины из клана отличались большей сдержанностью. Даже Креб, который очень сильно любил ее, не выказывал своего отношения к ней чересчур явно, хотя они были отделены грядой камней от обитателей других очагов.

Эйле не хотелось думать о том, какой станет ее жизнь, когда Джондалар покинет пещеру. Но отмахнуться от этой мысли она не могла. Он сказал, что хочет подарить ей что-нибудь, пока он здесь, а значит, рано или поздно он уйдет.

Эйла крутилась с боку на бок всю ночь, порой поглядывая в ту сторону, где лежал Джондалар. Взгляду ее открывалась то его загорелая грудь, то широкие плечи и затылок, то правая нога с неровным шрамом на бедре. Зачем же он пришел сюда? Она узнала много новых слов, – может быть, затем, чтобы научить ее разговаривать? Он пообещал показать ей новый, более совершенный способ охоты на зверей. Кто бы мог подумать, что у мужчины вдруг возникнет желание научить ее охотиться? В этом Джондалар тоже отличается от членов клана. Что бы такое сделать для него, что подарить ему на память?

Эйла задремала, думая о том, как ей хочется вновь оказаться у него в объятиях, ощутить тепло его обнаженного тела. Она проснулась еще до наступления рассвета. Ей приснился Джондалар, бредущий по заснеженным степям, и она поняла, что можно сделать для него. Одежду, которая будет его греть, чье прикосновение к коже он будет ощущать постоянно.

Эйла встала и, стараясь не шуметь, отыскала одежду, которую сняла с него в ту первую ночь, а затем принесла ее поближе к очагу. Она пропиталась кровью и стала жесткой, но если ее размочить, можно будет сообразить, как она сделана. «Пожалуй, рубашку с красивым рисунком удастся починить, – подумала она, – только придется заменить рукава. Штаны нужно будет делать заново, но часть парки можно сохранить. Чулки остались целыми, для них потребуются только новые шнурки».

Она склонилась над тлеющими угольями, рассматривая швы. По краям в коже проделаны маленькие дырочки, а через них продернуты жилы и тонкие полоски кожи. Она уже рассматривала их в ту ночь, когда пришлось распарывать одежду. Она не знала, получится ли у нее так же, но решила попытаться.

Джондалар заворочался, и Эйла замерла, затаив дыхание. Только бы он не увидел, что она достала его одежду: ей хотелось преподнести ему подарок, когда все уже будет готово. Джондалар снова затих, и по его дыханию Эйла поняла, что он крепко спит. Она сложила его одежду и убрала ее под подстилку, на которой спала. Потом она посмотрит, что у нее есть в запасе из кож и мехов, и выберет то, что нужно.

В пещеру начал проникать бледный свет. Джондалар стал дышать чаще, и Эйла догадалась, что вскоре он проснется. Она подбросила дров в огонь, положила в очаг камни и достала сосуд для заваривания чая. Вода в бурдюке почти иссякла, да и для чая лучше набрать свежей воды. Уинни с жеребенком стояли у себя в углу, и Эйла подошла к ним, услышав, как кобылка негромко фыркнула.

– Мне пришла в голову замечательная идея, – с улыбкой поведала она лошадям на языке жестов. – Я сделаю для Джондалара новую одежду, такую же, как та, что он привык носить. Как ты думаешь, он обрадуется?

Но тут улыбка сбежала с ее лица. Она положила одну руку на холку Уинни, другой обхватила за шею жеребенка и прижалась лбом к кобылке. «А потом он покинет меня, – подумала она. – Я не могу заставить его остаться здесь. Я могу лишь помочь ему собраться в дорогу».

В небе начинала разгораться заря. Эйла спустилась по тропинке, стараясь не думать о том, какой безрадостной будет ее жизнь без Джондалара, пытаясь утешиться мыслью, что сшитая ею одежда будет напоминать Джондалару о ней. Сбросив с себя шкуру, она быстренько выкупалась, затем нашла небольшой прутик для Джондалара и наполнила водой бурдюк.

«Заварю-ка я сегодня другие травки, – подумала она, – возьму немного донника и немного ромашки. – Она зачистила прутик, положила его рядом с чашкой и заварила чай. – Малина уже поспела. Надо бы собрать немного ягод».

Эйла приготовила горячий чай для Джондалара, взяла одну из корзинок и направилась к выходу из пещеры. Уинни и Удалец потянулись следом за ней и вышли попастись в поле, неподалеку от зарослей малиновых кустов. Эйла набрала ягод, накопала мелких светло-желтых морковок и белых земляных орехов, которые можно было есть и сырыми, хотя она больше любила жареные.

Возвращаясь, Эйла увидела, что Джондалар стоит на освещенном солнцем выступе у пещеры. Она помахала ему рукой. Вымыв корешки, она принесла их в пещеру и положила в бульон из сушеного мяса. Она попробовала, каков он на вкус, добавила в него сушеных трав, потом разложила ягоды в две миски и налила себе остывшего чая.

– Там есть ромашка, – сказал Джондалар, – а что еще, не знаю.

– Это такая трава, она сладкая на вкус. Не знаю, как она называется на твоем языке. Когда-нибудь я покажу тебе это растение.

Эйла заметила, что Джондалар достал инструменты для изготовления орудий и несколько пластин, сделанных в прошлый раз.

– Я решил взяться за дело не мешкая, – сказал он, увидев, куда она смотрит. – Сначала мне придется изготовить кое-какие орудия.

– А мне пора отправиться на охоту. От сушеного мяса толку немного, а животные наверняка уже успели нагулять жирок. Мне хочется свежего жареного мяса, с которого капает сок.

Джондалар улыбнулся:

– Стоило тебе заговорить об этом, как у меня уже закапали слюнки. Правда, Эйла, ты просто замечательно готовишь.

Эйла покраснела и опустила голову. Конечно, приятно знать об этом, но все же странно, что он так хвалил ее за то, что ей положено уметь делать.

– Я не хотел тебя смутить.

– Иза говорила, что похвала вызывает зависть у духов. Каждый должен все делать как следует.

– Думаю, твоя Иза понравилась бы Мартоне. Она тоже не любит, когда ее хвалят, и всегда говорит: «Знать, что ты хорошо делаешь свое дело, – само по себе награда». Наверное, все матери в чем-то одинаковы.

– Мартона – твоя мать?