Розанна. Швед, который исчез. Человек на балконе. Рейс на эшафот - Май Шёвалль

это не важно.

– Конечно, можешь, если у тебя есть такое желание. Можешь делать со мной все, что тебе угодно. Я ведь уже говорила тебе это два года назад.

Он не ответил. А она по-прежнему стояла у стены.

– А что бы ты делал с этими фотографиями?

– Вот в этом-то весь вопрос…

Она подошла к нему и сказала:

– Теперь, по-моему, самое время спросить, зачем, собственно, тебе все это нужно. Если ты хочешь переспать со мной, то у нас есть прекрасная кровать, а если она тебя уже не устраивает, то есть замечательный диван. Мягкий и пушистый. Я сама его сделала.

– У Стенстрёма в письменном столе лежала целая кипа таких фотографий.

– На работе?

– Да.

– Чьих?

– Его девушки.

– Осы?

– Да.

– Наверное, смотреть на это было не слишком приятно?

– Я бы не сказал.

Она нахмурила брови.

– Вопрос в том, зачем они понадобились, – сказал Кольберг.

– Разве это имеет какое-нибудь значение?

– Не знаю. Но я не могу этого объяснить.

– Может, он просто любил их разглядывать.

– Мартин тоже так думает.

– По-моему, благоразумнее было бы иногда приезжать домой и смотреть на это живьем.

– Мартин тоже не всегда проявляет благоразумие. Например, он беспокоится о нас с тобой. По нему это видно.

– О нас? Почему?

– Наверное, потому, что тогда, в пятницу вечером, я вышел один.

– А он что, никогда не выходит из дому без жены?

– Тут что-то не так, – сказал Кольберг. – Со Стенстрёмом и теми фотографиями.

– Почему? У мужчин бывают разные причуды. Она хорошо выглядела на тех фотографиях?

– Да.

– Очень хорошо?

– Да.

– Знаешь, что мне следовало бы сейчас сказать?

– Знаю.

– Но я этого не скажу.

– Не скажешь. Это я тоже знаю.

– Что же касается Стенстрёма, то, может быть, он хотел показать фотографии друзьям. Похвастать.

– Вряд ли. Он был не таким.

– А зачем ты вообще ломаешь над этим голову?

– Сам не знаю. Может быть, потому, что у нас нет никаких мотивов.

– А, значит, ты это называешь мотивами? Думаешь, кто-то застрелил Стенстрёма из-за фотографий? Зачем же в таком случае понадобилось убивать еще восемь человек?

Кольберг долго смотрел на нее.

– Верно, – сказал он. – Резонный вопрос.

Она наклонилась и поцеловала его в лоб.

– Может, пойдем в постель? – предложил Кольберг.

– Прекрасная мысль. Но сначала я приготовлю бутылочку для Будиль. Это займет тридцать секунд. Как в инструкции. Встретимся в постели. А может, на полу или в ванне – где тебе будет угодно.

– В постели.

Она пошла в кухню. Кольберг встал и выключил торшер.

– Леннарт.

– Да?

– Сколько лет Осе?

– Двадцать четыре.

– Ага. У женщин пик сексуальной активности приходится на промежуток между двадцатью девятью и тридцатью двумя годами. Так утверждает американский сексолог Кинси[161].

– А у мужчин?

– В восемнадцать лет.

Он слышал, как она помешивает в кастрюльке кашу. Потом она добавила:

– Но для мужчин это определено не с такой точностью, у них бывает по-разному. Если, конечно, это тебя успокоит.

Кольберг наблюдал за Гун через приоткрытую дверь кухни. Жена была длинноногой, с обычной фигурой и спокойным характером. Она была именно такой, какую он всегда искал, но эти поиски заняли у него больше двадцати лет, и еще один год понадобился для того, чтобы решиться.

Она уже еле сдерживалась, и ей не стоялось спокойно на одном месте.

– Тридцать секунд, – проворчала она. – Бессовестные лгуны.

Кольберг улыбнулся в темноте. Он знал, что через минуту сможет наконец забыть на время о Стенстрёме и красном двухэтажном автобусе. Впервые за последние три дня.

Мартину Беку не понадобилось двадцати лет для того, чтобы найти себе жену. Он познакомился с ней шестнадцать лет назад. Она быстро забеременела, и они так же быстро поженились.

Сейчас она стояла в дверях спальни, словно «мене, текел»[162], в измятой ночной рубашке, с полосами от подушки на лице.

– Ты так кашляешь и шмыгаешь носом, что весь дом просыпается, – пожаловалась она.

– Извини.

– И зачем ты куришь ночью? У тебя ведь и без того горло болит.

Он погасил сигарету и сказал:

– Мне очень жаль, что я разбудил тебя.

– Это не важно. Самое главное, чтобы ты снова не подхватил воспаление легких. Было бы лучше, если бы завтра ты остался дома.

– Вряд ли это удастся.

– Глупости. Если ты болен, значит не можешь работать. Надеюсь, в полиции есть еще кто-то, кроме тебя. Кроме того, по ночам ты должен спать, а не читать старые рапорты. Того убийства в такси тебе никогда не распутать. Уже половина второго! Убери эту потрепанную старую тетрадь и погаси свет. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – машинально ответил Мартин Бек, обращаясь к уже закрытой двери спальни.

Он нахмурился и отложил в сторону папку с рапортами. Ошибкой было называть потрепанной старой тетрадью протоколы вскрытия трупов. Он получил их вчера вечером перед уходом. А пару месяцев назад он действительно не спал по ночам, просиживая над материалами дела об убийстве таксиста с целью ограбления, совершенном двенадцать лет назад.

Несколько минут он лежал неподвижно и разглядывал потолок. Услышав похрапывание жены в спальне, он быстро встал и на цыпочках вышел в прихожую. Положил руку на трубку телефона, постоял так немного, потом пожал плечами, поднял трубку и набрал номер Кольберга.

– Кольберг, – услышал он запыхавшийся голос Гун.

– Привет. Там нет Леннарта поблизости?

– Есть. Причем намного ближе, чем ты можешь себе представить.

– В чем дело? – сказал Кольберг.

– Я помешал тебе?

– Ну, можно сказать, что да. Какого черта тебе надо в такое время?

– Послушай, помнишь, что было этим летом после убийств в парках?

– Конечно.

– У нас тогда не было работы, и Хаммар велел нам просмотреть старые нераскрытые дела. Помнишь?

– О боже, ну конечно помню. Ну и что?

– Я взял дело об убийстве таксиста в Буросе, а ты занялся стариком из Эстермальма, который исчез семь лет назад.

– Да. И ты звонишь, чтобы сказать мне об этом?

– Нет. Ты не помнишь, чем занимался Стенстрём? Он тогда как раз вернулся из отпуска.

– Понятия не имею. Я думал, он сказал тебе.

– Нет, он никогда не упоминал об этом.

– Ну, значит, он говорил об этом Хаммару.

– Да, конечно. Ты прав. Ну пока. Извини, что разбудил.

– Иди к черту.

Мартин Бек услышал щелчок в трубке. Он еще немного постоял, прижимая трубку к уху, потом положил ее и побрел к своему дивану.

Он погасил свет и долго лежал в темноте, чувствуя себя глупцом.

18

Вопреки всем ожиданиям, утро пятницы началось с новости, которая принесла некоторую надежду. Эту новость Мартин Бек принял по