Новый Рим на Босфоре - Алексей Величко

А что же свергнутый царь? Участь его печальна. «Я бежал, я скитался, я не мог найти успокоения в бедах моих у тех, от которых надеялся получить облегчение в моей горькой доле», – круг за кругом неслось в голове Зенона, когда волей судьбы ему пришлось искать спасения[1042]. Бегство на родину не прибавило ему шансов на выживание. Не желающий мириться с тем, что где-то ходит Зенон – вечный и живой упрек Василиску в узурпации престола, новый царь направил полководцев Илла и Трокунда в Исаврию, чтобы захватить и казнить Зенона. Вступив в эту горную местность, те осадили Зенона в одной из крепостей, и уничтожение его казалось вопросом дней. Единственным утешением Зенону в эти дни была память о счастливых предсказаниях св. Даниила Столпника, согласно которым ему надлежало вновь вернуться на царство, и неоднократные видения святой мученицы Феклы, покровительницы Исаврии, в которых она побуждала его идти походом на Константинополь, обещая ему свои святые молитвы[1043].

В это время произошло событие, совершенно перечеркнувшее клятвы верности Василиску со стороны исавров. Новый царь решил сделаться популярным на волне ненависти константинопольцев к исаврам, пришедшим на смену готам, но столь же нелюбимым национальной партией и византийцами, как и бывшие прежде них германцы. Впрочем, объективно у него и не было большого выбора – исавры сидели на всех важнейших постах, и управлять государством в таких условиях было крайне нелегко. Поэтому Василиск спокойно «пропустил» страшное истребление исавров в Константинополе, последовавшее сразу после его воцарения, а затем и более мелкие стычки, неизменно заканчивавшиеся убийством его недавних союзников.

Получив известия из столицы о происходящих событиях, щедро осыпанные деньгами Верины, Илл и Трокунд не стали сомневаться и перешли на сторону своего соплеменника. Предполагают также, что и часть столичной аристократии, видя, как быстро Василиск умудрился испортить со всеми отношения, тайно приказала полководцам вернуть эксцаря обратно. Как ни покажется странным, но на время сошлись интересы и германской, и национальной партии: обе были недовольны Василиском. Ободренный случившимся, Зенон уже не думал о спасении, а собирал исавров в поход на Константинополь и в поисках союзников направил послание Теодориху Косому, в котором просил помощи. Впрочем, Илл решил подстраховаться и оставил в Исаврии, где, видимо, его влияние было выше, чем у Зенона, в заложниках брата последнего Лонгина, который оставался в руках Илла до 485 г.[1044]

Когда Василиск понял, что значительная часть армии перешла на сторону Зенона, он собрал в один кулак остатки других легионов, расквартированных во Фракии, дворцовые полки и поручил командование ими Армату. С хитрого германца он взял клятву святым крещением в том, что тот не изменит ему и не перейдет на сторону Зенона, и у царя были все основания рассчитывать, что Армат победит исавров. Наступавшие друг навстречу другу войска встретились близ Никеи и, хотя готская армия Армата численно превосходила войска Зенона, он согласился принять посольство исавров и затем вступил с ним в соглашение[1045].

По его условиям Армат получал пожизненный титул магистра армии (главнокомандующего), а его сын объявлялся цезарем. Поступок германца не может быть извинен, но, объективно говоря, дело Василиска в Константинополе было уже проиграно – население взбунтовалось и не желало видеть его своим царем[1046].

Ошибка Василиска, стоившая ему в конечном счете трона и жизни, заключалась не в попытке освободить Империю от исаврийского влияния, и даже не в могуществе германской партии, с которой он не собирался считаться, а в его вероисповедальной политике. Безразличный – насколько, конечно, этот термин применим к тем временам, – к богословским тонкостям, Василиск посчитал, что самым верным шагом, который позволит ему приобрести прочных союзников, станет отказ от Халкидона. К такому выводу его подтолкнуло посольство от Александрийского клира с ходатайством восстановить на кафедре любимого египетскими монофизитами Тимофея Элура.

Как только до них дошла весть о смерти императора св. Льва I Великого, они тотчас снарядили послов к Зенону, но не имели успеха. Бывший император ни при каких обстоятельствах не собирался отказываться от православной формулы. Тогда посланники, предусмотрительно оставшиеся в столице, дождались прихода к власти Василиска и обратились с аналогичной просьбой к нему. Надо сказать, посольство было очень именитым: среди них находился знаменитый монах Аммоний, по прозвищу «Буйвол», и софисты Павел и Феопомп. К их счастью, родной брат Феопомпа являлся личным врачом Василиска, и под влиянием его советов тот решил удовлетворить ходатайство монофизитов.

Тимофей Элур был срочно вызван из Херсона, где отбывал ссылку, и прибыл в столицу, пышно встреченный многочисленными александрийскими моряками, после чего был торжественно препровожден к императору. Подобно Христу, он ехал по улицам столицы на осле, и даже, как говорят, упал и повредил себе ногу. В надежде на его помощь император даже пообещал Тимофею созвать в ближайшее время Собор в Иерусалиме, чтобы отвергнуть Халкидон и дать новое, «правильное» вероопределение[1047]. Не самый мужественный шаг сделал и Римский папа Симплиций (468—483), жалкая тень своего предшественника св. Льва Великого: он прислал Василиску довольно унизительное письмо, полное восхвалений узурпатору, и нигде в тексте письма даже не упоминул Зенона, как будто того вообще никогда не существовало.

Но тут Василиска ждало большое разочарование – Константинопольский патриарх Акакий (472—489) отказался вступить с ним в общение, опасаясь, что его сменит ставленник нового фаворита. За ним отринули Элура многочисленные монахи, и в итоге все церкви столицы закрылись для Тимофея.

Надо сказать, противник Василиску попался не из рядовых. Акакий, еще пресвитером заведовавший церковными благотворительными заведениями столицы, по праву считался отличным дипломатом, прекрасным администратором и опытным церковно-общественным деятелем с широким кругозором. Будучи ревнителем Халкидона, он умел, не сходя со строго православных позиций, тактом и собственным авторитетом притягивать к себе и мирить с Церковью самые оппозиционные монофизитские элементы. В частности, известный в Константинополе творец монофизитских церковных песнопений Тимокл вскоре стал весьма близок к Акакию. И даже враги не могли выдвинуть против Акакия достаточных обвинений в ереси, хотя такие попытки предпринимались неоднократно[1048].