Открытие себя - Владимир Савченко

Мегрэ улыбнулся. По правде сказать, его тоже не слишком пугала перспектива остаться на Земле, в белковом теле, – прижился. Он, агент ГУ, переменивший такое множество мест, сред обитания и тел, что уже забыл о первоначальном облике, нашел на этой планете что-то, чего не знал прежде.

Рассудком он понимал, что это «нечто» протекает от чрезмерного, самоусиливающегося богатства телесных ощущений белковой ткани и свойства ее переводить все в «приятное» или «неприятное» – благодаря чему тело оказывается как бы маленькой вселенной человека, а на восприятие и осмысление подлинной Вселенной ни чувств, ни сил почти не остается. Он понимал, что с галактической точки зрения это предосудительно: замыкаться в малом мирке своих переживаний, куцых забот, в круговерти своей среды; людям Земли, конечно же, надо подниматься над этим, освобождаться, приобщаться к Единому, к Галактике… Ну а ему-то, вселенскому бродяге, наприобщавшемуся досыта, – почему бы и вправду не осесть здесь? Жить с людьми, понимая их двойственной мыслью – земной, развившейся из ощущений, и галактической. Слиться с их природой и ноосферой, впитывать ее воздействия кожей, глазами, ушами, носом, языком, усилием мышц. А то и вправду – жениться?

Комиссар вспомнил о ночи с Лили, вздохнул.

– Ладно, – сказал он, – погорим, тогда видно будет. Но прежде давайте сделаем все, чтобы не погореть. Служба есть служба.

И они принялись делать все. Спецкостюмы, пневморанцы, постоянное патрулирование, контроль над антеннами и пультовыми входами в Кимерсвильскую Ψ-BM – это еще было так, техника. Но сверх того сотрудники ОБХС прошли курс знакомства с Ψ-машиной под руководством самого академика Х. Х. Казе.

Для лекций Христиан Христофорович воплощался в пожилого, крепко сложенного гражданина с рыжей бородой, усами и волосатостью на груди, одевался в шорты и тапочки, развешивал на «стене плача» схемы, диаграммы, таблицы, водил по ним указкой и излагал предмет рявкающим баском. Потом принимал зачет. (Вася в первый раз от сознания, что его спрашивает академик, да еще и кристаллоид, настолько оторопел, что, хоть и знал, не мог слова молвить.) Затем была и практика: «студенты» оставляли свои тела, отправлялись в сутях в Ψ-машину в сопровождении сути Х. Х. Казе, блуждали от ЗУ к ЗУ по каналам связи, изучали работу блоков дифференцирования, наблюдали прохождение Ψ-сутей от пультов к антеннам и обратно, даже переключали сами разные схемы управления… И поняли, в частности, что знающая машину и достаточно сильная Ψ-личность может, оказывается, перемещаться и действовать в ней весьма свободно.

Мегрэ помог Васе надеть и закрепить пневморанец, после чего они вместе взмыли на пятидесятиметровую высоту, зависли – Долгопол повыше, комиссар пониже – и, сориентировавшись, устремились туда, где над крышами маячила фигура Звездарика. Догнали, пошли самолетным звеном: Мегрэ слева от начальника отдела, Вася справа.

Донор, видимо, не предусмотрел, что его обнаружат с воздуха, и допустил тактическую ошибку. Вместо того чтобы нырнуть в ближайшую подворотню, а там дворами, дворами – и был таков, он добежал до пожарной лестницы пятиэтажного дома, уцепился, подтянулся и полез по ней на крышу. Шум реактивных детективов он, вероятно, принял за звуки двигателей самолетов в вышине.

Выбрался на крышу, быстро огляделся, заметил чердачное окно и двинулся к нему. Но тут между ним и окном, громыхнув ногами по железу, опустился Семен Семенович. Донор метнулся обратно, но, отрезая ему путь к пожарной лестнице, с неба низверглись Долгопол и Мегрэ.

– Доброе утро, Спиридон Яклич! – улыбнулся ему Звездарик.

– Привет циркачам! – огрызнулся Спиря и, наклонясь вперед, побежал по коньку крыши.

В воздухе преследователи были короли, но в гонке по крыше преимущество оказалось явно на стороне легко снаряженного Донора. Он – то бегом, то на четвереньках – устремился к месту, где крыша подходила близко к стене соседней двенадцатиэтажки: там тоже висела пожарная лестница. Долгопол сгоряча побежал за ним, но покачнулся на наклонной плоскости, едва не загремел вниз – ранец весил килограммов сорок и поднимал центр тяжести. Звездарик и комиссар даже и не пытались преследовать, стояли, смотрели, как Спиря с разбегу бесстрашно прыгнул на лестницу, уцепился и заспешил вверх по железным ступеням.

– Стой, стрелять буду! – для острастки крикнул Вася.

– Не обращайте внимания, Спиридон Яклич, не пугайтесь, он шутит! – вмешался начальник отдела. – Это он у нас так шутит. Не будем мы стрелять, вы нам живой нужны, целенький. Упражняйтесь на здоровье!.. Ну вот, а теперь и мы, – закончил он, увидев, что Спиря одолевает последний пролет, включил ранец.

На плоской, залитой битумом крыше дома-башни они оказались почти одновременно с преследуемым, пошли на него шеренгой. Донор метнулся к одному краю крыши, заглянул вниз, метнулся к другому, тоже заглянул, побежал к третьему.

– Да высоко здесь с любой стороны, Спиридон Яковлевич, миленький, – нежно сказал Звездарик, доставая наручники. – Давайте лапочки-то ваши.

– Фиг тебе, а не лапочки! – И Спиря, разбежавшись, махнул с крыши вниз.

Будто в воду.

Долгопол ахнул, побледнел. Мегрэ выдвинул антенну карманной рации, сказал:

– Витольд, внимание!

Начальник отдела подбежал к краю, следил, как Математикопуло по параболе приближался к земле: перекрутился в воздухе раз, другой – и пластом, всей спиной грянулся на лужайку по ту сторону парковой ограды; дом этой стороной подходил к ней. Донесся чавкающий звук удара. Спиря и не дернулся, застыл с раскинутыми руками и ногами.

– Удачно, – молвил Семен Семенович, – не зря разбегался. – Он повернулся к комиссару: – Что Витольд?

– Молчит, – недоуменно ответил тот.

– Как молчит? – начотдела подошел, взял рацию. – Адамыч, ну что?

– Ничего, – после паузы сообщил тот. – Ни по одной антенне сути не проходили.

– Вот это да! – Звездарик посмотрел на коллег. – Что же он, выходит, всерьез?! Все вниз!

…И пока опускались, притормаживая реактивными струями, начальник ОБХС смотрел на распростертое на траве тело, думал: «Да, недооценил я тебя, Спиридон Яковлевич!»

Сильно недооценил. Думал, раз сдает тело напрокат – да не туристам, а для проб «некомплектов», на измывательство, – значит забулдыга, конченый человек.

А для него кратковременный прокат тела был лишь удобным способом проникнуть в Ψ-машину. Оказавшись в ней, он направлялся не куда-нибудь, а в ЦКБ – Центральный Контрольный Блок, в гости к академику Х. Х. Казе, который встречал его с открытой душой.

Не врал по пьянке Математикопуло целинозавру Васе, что-де он с Христианом Христофоровичем на дружеской ноге, что его даже на Проксиме помнят и ценят, – так и было. С того еще времени, когда видный математик С. Я. Сидоров (позже сменивший свою ординарную, уставную фамилию на сомнительный псевдоним) возглавлял группу «привязчиков» – ученых-землян, подгонявших типовой проект Ψ-станции к конкретным земным условиям, выбиравших место, организовывавших работы. Были тогда и длительные командировки на Проксиму, творческие общения с существами иного мира, были захватывающие дух замыслы, идеи, дела.