Твердь небесная - Юрий Рябинин

Солдаты Церпицкого, чувствуя себя такими же победителями, как и их товарищи из 1-й армии, готовы были смести неприятеля, разорвать его хоть голыми руками, прикажи им только начальство наступать. Но, увы, командир победителей – генерал Церпицкий – странным образом не разделял настроения своего войска. Он не только опасался сам предпринять какое-либо движение, но еще и лишил таковой возможности соседей. Генерал просто-таки забросал донесениями о своем бедственном положении и командующего, и главнокомандующего. В то время как против него стояло не более двадцати батальонов противника, Церпицкий докладывал об атаке на него трех японских дивизий. Имея потери весьма незначительные, генерал рапортовал о совершенном истощении своих сил. И неизменно просил подкреплений, помощи, поддержки его. Вот как он отписывал барону Каульбарсу: «Войска дерутся отлично, настроение великолепное, дух молодецкий. Но ввиду того, что они несколько ночей не спали, прошу прислать подкрепление, дабы можно было дать хотя бы некоторой части отдых. Потери значительны, особенно в офицерском составе». В конце концов, Церпицкому удалось убедить и штаб армии, и главную квартиру в том, что положение его бедственное. Командующий, сам человек столь же осторожный, привыкший во всяком случае дуть на воду, не только усилил Церпицкого за счет соседей, но и принял решение в связи со сложившимся положением на левом фланге перейти к обороне по всему фронту армии. Так и окончилась наступательная операция барона Каульбарса.

Японцы же, убедившись, что русское наступление выдохлось, едва начавшись, сами пошли вперед, движимые одним лишь отчаянием, – сил у них не оставалось вовсе. Но японцам во что бы то ни стало нужно было атаковать, чтобы отвлечь внимание противника от обходного движения генерала Ноги за Мукден. Армия генерала Оку к исходу сражения уменьшилась почти наполовину, его артиллеристы считали оставшиеся снаряды, стрелкам было приказано беречь патроны. Но даже если бы Оку пришлось положить у русских траншей и остатки своего войска, он, не раздумывая, сделал бы это. Потому что ожидаемый японскою армией результат от обходного маневра Ноги окупал все потери, все жертвы.

В тот же самый день, когда 1-я и 3-я русские армии оставили свои неприступные позиции на Ша-хэ и отошли на короткую линию за Хунь-хэ, японцы атаковали армию генерала Каульбарса по всему ее расположению. Это было следствием безынициативности, нерешительности барона, упущенных им и его корпусными возможностей: не атакуешь сам, будешь атакован неприятелем – вечная, многажды проверенная истина войны!

Утром, после сильнейшего артиллерийского обстрела отряда генерала Гернгросса, японцы перешли в наступление. Им удалось в некоторых местах потеснить русские полки и занять три деревни. Был атакован и корпус Церпицкого. Но главный удар японцы нанесли по отряду Топорнина, занимавшему позиции в центре русской 2-й армии у деревни Юхуантунь. Здесь у Топорнина стояла дивизия, за исключением одного полка. А атаковала Юхуантунь гвардейская бригада генерала Намбу, значительно усиленная артиллерией. Поэтому, можно считать, силы противников были равные.

Наступление Намбу начал ночью. Невзирая на огонь русской артиллерии, его солдаты ворвались в деревню и сошлись там со стрелками Топорнина в жестокой рукопашной схватке. Ценой больших потерь японцам удалось занять южную часть Юхуантуня. Но всею деревней они овладеть не сумели – сил не хватило.

В главной квартире удержанию Юхуантуня придавалось первостепенное значение. Куропаткин назвал деревню ключом позиций и приказал во что бы то ни стало отбить ее. Как и в недавнем бое за Салинпу, к Юхуантуню прибыл генерал Каульбарс, чтобы непосредственно руководить боем. Соседи Топорнина, понимая, что в центре расположения армии завязывается нешуточное дело, помогли сводному корпусу, – кто чем мог, – даже Церпицкий отрядил к Юхуантуню сколько-то людей.

На рассвете русские бросились на приступ занятой противником части Юхуантуня. Но были отбиты. Каульбарс с Топорниным несколько раз посылали войска в атаку, но все безрезультатно, причем потери русские несли значительные, – японцы обстреливали из окон и забрасывали с крыш фанз гранатами атакующих.

Тогда решено было истребить неприятеля артиллерийским огнем. Несколько батарей принялись в упор расстреливать фанзы с засевшим там японцами. Ветхие строения рассыпались от шрапнелей в глиняную крошку. Но крепким фанзам, а таких в деревне имелось немало, шрапнель большого вреда не наносила – отскакивала от стен, будто горох. Перед фугасными снарядами они, конечно, не устояли бы. Но как на грех, таких боеприпасов не оказалось во всем отряде Топорнина. Командующий распорядился срочно подвезти фугасы из Мукдена.

Наконец снаряды были доставлены. Деревню артиллеристы еще раз хорошенько обстреляли, причем большую часть строений превратили в руины. Тогда снова пошла в атаку пехота. И все-таки японцы как-то держались, цепляясь за каждую нерухнувшую стену, отбивались яростно, бесстрашно, будто эта безвестная маньчжурская деревня была им любезною родиной. Только с наступлением темноты они мелкими группами или поодиночке стали уходить из Юхуантуня.

Но рано еще русским было радоваться успеху. Довольно большая группа японцев засела в самой крепкой в деревне фанзе – не глиняной, а сложенной из камня, – которую не смогли разбить даже фугасы, – они прошибали стены насквозь, не разрушая их. Стрелки Топорнина два раза бросались на эту фанзу на ура, но оба раза неудачно, – японцы отчаянно отстреливались и отбивались ручными бомбами, нанося атакующим значительный урон. Артиллеристы докладывали, что разрушить этот донжон можно только пироксилиновыми снарядами. Но таковых опять не оказалось на передовой! Снова послали в Мукден.

Впрочем, пироксилин не пригодился: под утро японцы взорвали себя сами. Когда вслед за взрывом на развалины фанзы ворвались русские, они обнаружили там более ста трупов и еще почти пятьдесят человек живых, из которых лишь единицы не были ранены и искалечены.

Юхуантунь остался за русскими. Это стоило Топорнину пяти с половиной тысяч человек. Японцы потеряли немногим меньше: бригада Намбу была почти целиком уничтожена, – из десяти человек в строю у генерала оставался лишь один боец.

Удивительное, неожиданное упорство русских обескуражило японцев: давно прекратив атаки на южном фронте, они вынуждены были перейти к обороне и на западном участке. Теперь бы барону Каульбарсу самое время было взять инициативу в свои руки, надавить на обессилевшего, скурвившегося, по солдатскому определению, неприятеля, приказать наступать Церпицкому с его хорошо сохранившимся и вдобавок усиленным корпусом, превосходящим любую из японских армий. Но командующий не предпринял ни самой малой попытки атаковать где-нибудь обескровленного противника. А ведь у Каульбарса появился самый дорогой, самый надежный союзник, какой только может быть у полководца, – основательные сомнения врага в победе.

Как ни стойко держались в Юхуантуне японцы, но все-таки поле боя осталось не за ними. Как ни велика была цена, заплаченная русскими за этот ключ позиций, но, тем не менее, они его отстояли. Да, бой у Юхуантуня не принес русским значительного военного перевеса, равно как и не оказался опасным поражением для японцев. Но для последних этот неуспех стал настоящею моральною катастрофой: страшась второго такого Юхуантуня, японцы отказались от наступательных действий. Они все – от генералов до рядовых стрелков – ждали теперь только вестей с севера: что там получится у Ноги? Если русские его отобьют так же, как отбили все прочие японские армии, значит, не только сражение – вся кампания проиграна! Отойти, скажем, назад к Ляояну и дать второе такое побоище у японцев сил решительно больше не было.