Красные партизаны на востоке России 1918–1922. Девиации, анархия и террор - Алексей Георгиевич Тепляков

стороны украинских чрезвычаек весной–летом 1919 года[2725]. В сентябре 1919 года секретарь Ярославского губкома РКП(б) писал в ЦК: «Чекисты грабят и задерживают кого угодно. Зная, что они будут безнаказанными, они превратили местную ЧК в сплошной притон, куда приводят „буржуек“. Пьянствуют вовсю. Кокаин употребляется местным начальством»[2726].

Старый большевик П. Н. Лепешинский сообщал в центр о действиях в Туркестане видного чекиста (и старого большевика) Г. И. Бокия, политика которого состояла в том, чтобы «делать чик-чик» местному населению. В сентябре 1920 года один из соратников Бокия по Особому отделу Туркфронта похвалялся в письме: «В мое распоряжение дали недавно приехавших 10 шпионов из Крыма, пробиравшихся в Бухару, но от Особого Отдела не уйдешь. Я их поодиночке выводил во двор и мучил, острой палкой отрубал руки и ноги и в бешенстве кричал, что это за умирающих коммунистов. Продержал до 10 часов вечера, пока не уничтожил всех»[2727].

О распространенности смертоносной фальсификации дел открыто заявил Дзержинскому и коллегам в феврале 1920 года делегат Всероссийской конференции ВЧК Аркин: «…если просмотреть наши дела, то мы все пошли бы под суд, потому что в них не доказано[,] что такой-то преступник белогвардеец, а есть только постановление о расстреле»[2728]. В начале марта военный следователь Реввоентрибунала 5‐й армии писал из Красноярска члену РВС-5 Б. П. Позерну, что нередко единственным документом следственного дела является какой-нибудь неграмотный донос, а обвинитель либо выбыл, либо не оставил адреса. Чекистами арестовано немало явных контрреволюционеров и идейных солдат-добровольцев, но большинство дел против них отличается «ничтожным обвинительным материалом», что приводит к небольшим срокам заключения. При этом следователь уверял, что подпольные белые организации не только продолжают существование, но растут «и подготовляются опять же к новому восстанию»[2729].

Следуя этой логике, губернские и уездные ЧК, транспортные ЧК и особые отделы наращивали свои карательные усилия по всей Сибири, фабрикуя заговоры, обычно небольшие, но целыми сотнями. Из-за нехватки квалифицированных чекистов партизанам поручалось руководство многими уездными органами ВЧК (губернский уровень был доступен для них только на Дальнем Востоке); из бывших повстанцев формировался и костяк отделений транспортных ЧК.

Усилий сексотов и анонимных доносчиков не хватало, поэтому во всех чекистских структурах снизу доверху процветало пыточное следствие. Летом 1920 года сотрудники Алтайской губЧК избивали арестованных нагайками и шомполами до потери сознания[2730]. Один из офицеров вспоминал: «…в Верхнеудинской Чека… тоска и страх были – от мордобоя до мордобоя… <…> Приведут на допрос да в морду, аж с ног валишься… поднимешься, а тебя с другого борту, да еще, да еще, да еще…»[2731] Дальбюро ЦК РКП(б) 9 июня 1921 года на заседании с участием лидеров Верхнеудинска констатировало массовые избиения в тюрьме Прибайкальского облотдела ГПО: «Осмотрена [Верхнеудинская] тюрьма. Видели избитых, не смотря на наше посещение после 2‐х недель… сохранились еще следы плетевых резаных ран. <…> Действительно положение в ГПО ужасное, кошмарное. В тюрьмах большинство крестьяне и рабочие»[2732].

В мае 1921 года восемь верхнеудинских чекистов раскритиковали товарища министра внутренних дел М. Д. Иванова, которому облотдел ГПО представился «семёновским застенком». Возражая против арестов своих коллег Ивановым, жалобщики подробно поясняли свое право на избиения арестованных (из контекста письма следует, что применяли пытки все, особенно самые активные работники): «…Эти гады сами напрашивались на побой: когда имеется обвинительный материал[,] и они не желают сознаться в своих гадких и преступных проделках, и нагло заявляют следователю[,] что они не причастны к организации[,] даже после очных ставок[,] и при этом держат себя вызывающе. Что же делать товарищу, который работает по целым суткам не отдыхая, стараясь только для пользы революции… расстраиваясь и изнервничавшись [в] этой адской работе, хлопнет по затылку белого бандита и смотрит – тот сознался, выдает многих своих соратников. Товарищ[,] добившись результатов, рад за свой успех – он может привлечь к ответственности еще ряд преступников… <…> Мы настаиваем на отправке нас в Советроссию, где за работу не наказуют…»[2733]

В период Гражданской войны во многих губЧК практиковались расстрелы политзаключенных без всякого приговора. Так, работник Енисейской губЧК Дрожников весной или в начале лета 1920 года расстрелял в Красноярске (в подвале губЧК) без суда и следствия гражданина Дергачёва, обвиненного как участника контрреволюционной организации. Следователь Тюменской губЧК В. А. Колесниченко и несколько его коллег в ночь на 7 мая без суда и следствия расстреляли троих арестованных прямо во дворе губЧК[2734]. Той же весной, в марте, в сарае во дворе Новониколаевской (Томской) губЧК новым ее председателем были обнаружены «следы крови на полу, стенах и лестнице, ведущей в подвал…». А вот как выглядел, по словам заместителя председателя Сибревкома, в июне того же года подвал Енисейской губЧК: «Кровь так и стоит огромными черными лужами, в землю [уже] не впитывается…»[2735]

Уголовщина процветала во всех подразделениях ВЧК. Новый председатель Тюменского губревкома С. А. Новосёлов в июне 1920 года докладывал в ЦК РКП(б), что после почти года деятельности партийно-советских органов застал «полный развал работы» и «сплошное головотяпство, напоминающее период 1917 года, когда строилась Советская власть». Особенными безобразиями выделялась губЧК: «Полнейшее развращение… массовые обыски, аресты, отбираются мелкие продукты и предметы и делятся… Пьянство процветает вовсю. Производятся фиктивные побеги, [под видом пресечения их арестованные] расстреливаются… Орган борьбы с контрреволюцией сам создает своими действиями контрреволюцию. <…> Предо мной даже стоял вопрос просто, несмотря на необходимость этого органа, но временно его совершенно закрыть и то больше пользы было бы, чем такая работа. <…> Состав сотрудников – большинство беспартийных, есть элементы с темным прошлым, сводятся личные счеты. …[От] дел, царящих в этом учреждении[,] просто волосы становятся дыбом»[2736].

Сотрудник Секретно-оперативного отдела Алтайской губЧК В. Кудимов, имевший уголовное прошлое, в 1921 году секретарем губкома РКП(б) П. Г. Канцелярским обвинялся в красном бандитизме как убийца 57 человек, но был исключен из партии всего лишь за пьянство и хулиганство. Возможно, был учтен его донос о предложении помощника комбата И. И. Долгих выкрасть и убить председателя губЧК Х. П. Щербака как «перерожденца»[2737]. Уполномоченный Бийского политбюро той же губЧК Н. П. Глинский 22 июня того же года организовал убийство райуполномоченного Бийского политбюро Д. З. Исакова «как вредного члена партии, порочащего нашу мать РКП(б)». В 1922 году, во время расследования этого убийства, Глинский работал уполномоченным Сиббюро ЦК РКП(б). Массовыми избиениями, пытками и убийствами арестованных отличались сотрудники Горно-Алтайского и Кокчетавского политбюро; не лучше были кадры Томской и Якутской