План D накануне - Ноам Веневетинов

вода словно застыла, по крайней мере, на время, пока солнце не прекратит так сверкать. Право, это было уже чересчур. Зелёные холмы с обеих сторон пути продолжались и под гладью поступательного движения, находя друг друга в низшей точке русла, образуя чрезвычайное ребро, стремившееся к устью вольно, претерпевая петли, во тьме донных грунтов, вопреки геометрии рукавов. Это были треугольные разделители, высвечивающие в центре перевёрнутый треугольный разделитель. Маяки на мысах не светили. Останки римских сооружений на склонах представляли собой прекрасные смотровые площадки, но они пустовали. Часто невидимые из-за леса, но лежавшие в основе всего скалы образовывали ворота, которыми, однако, пренебрегли зодчие всех пяти хороших императоров. В мощёную дорогу, повторявшую изгибы реки, врезался колёсный пароход и разметал камни. Жёлтая поросль, воздвигнутая над пустотой, опиравшейся на заполненную Дунаем балку, могла оказаться рожью или просто соломой. Малосущественные в сравнении с рекой городки, о которых и слыхом не слыхивал Геродот, светились ночью по обоим берегам и быстро пропадали из виду. Пресбург, Белград, Линц, Вуковар, Вена, Будапешт. Часто случались и глории, и температуры, но от боли в анальном проходе он мало что видел или тем более запоминал. Белокаменные колокольни на поворотах никогда не стояли отдельно от рукотворных и природных хоров. Всякое мгновенье с захваченных лесом наклонов нечто — брёвна, панцири имаго, дождевая пена, — катилось к воде, но почти никогда в ней не оказывалось. Даже осени приходилось распространять свои антоцианы вот так, от вершины к подножию. Сазаньи фермы укрывались в тени странных водяных ловушек времён Пунических войн. Песчаные пляжи у пьедесталов круч, в которых мел проступал сквозь ядра орешника, были слишком тонки, чтобы отражаться в поверхности. Усиливавшийся в ущельях ветер попадал в центр холщового плаща пугала, росшего из него, и надувал, как парус. Одинокие замки на монолите вверху вряд ли были обитаемы, разве что иные из них сторожили. Речные острова иногда плыли быстрее плота, иногда просто стояли в шахматном порядке.

Их судно в эти минуты, возможно, уже шло в Бомбей, Сеул, Джакарту, Манилу, Сан-Паулу, Дели, Стамбул, Шанхай, Мехико, Дакку, Москву, Токио, Нью-Йорк, Рим, Лагос, Каир, Тегеран, Лиму, Лондон, Пекин, Боготу, Бангкок, Париж, Вену, Вирджинию, к Анадырскому острогу.

Минуты конца. Последние минуты. Чьи-то пальцы лежали на сетке забора. На улицах были вывешены гамаки, на месте задрав головы, стоя на резиновой глади с циклом для миллиардов подошв, в Саванне жираф бежал за бегемотом, эффект юлы, пантеон махал золотыми шлемами… Корабли пожирали навигацию, составы были набиты конвертами, кареты и обозы разлетались в щепки при столкновении: в деревню Любимовку, Солькурской губернии, в село Покровское — Орловской, в Мельбурн, штата Виктория, на мыс Спидвел, в Лиссабон, в Мадрид, в Дублин, на острова Сандвичевы и Карибские, на Оркнейские, на Мадагаскар, в Исландию, Финляндию, на Мальту, на Сицилию, в американские штаты с их бесчисленными Петербургами и Амстердамами, в первоначальные Петербург и Амстердам, много куда ещё.

В Багдад, Кабул, на Суматру, в Тибет, Монголию, Рио-де-Жанейро, Бокас дель Торо, Монтихо, Пуэрто Белло, во Владимир, Владивосток, Токио, Нагасаки, Эстремадуре, в местечко его Мафру, Миньо, Барселону, Казань, Новгород, Царицын, Саратов, Минск, Варшаву, Иваново, что в Гродненской губернии, в Малагу, на Корсику, в Израиль, в Ярославль, в Иордань, в Вильруа, в Прагу, в Ватикан, в Мурманск, в Кашмир, в Киев, в Одессу, в Ростов, в Египет, в Турцию, в Венецию.

Они — к спинам приторочены белые полотнища, символизирующие мир, — вдвоём шли на срочно вызванный в Кёнигсберг осколок Яворской бригады. Штыки дрожали, они их в жизни не держали, марш больше походил на торжественное шествие, ведь по всем признакам их дело не правое, а в Сербии это было важно. Перенос воздушных масс проходил через эту трагедию, то жара, то пронзали иглы, внутри них то же самое, но куда сильнее. Казалось, что мир взбунтовался, что это случилось вне зависимости от их рачения. Голова кружилась, из дёсен и носа шла кровь, из-за ветра они не слышали слов друг друга, не имелось и ясности — пикет против них или здесь учения, или конвой, или затаптываются улики. Как же сильны переживания, отнюдь не скоротечны, сердце в пятках, с той стороны несётся «открывать зде-е-е-сь», а что, они не знают. Будь человек более расположен, взялись бы за руки, но тут слишком много предрассудков, с нерегистрируемой толщиной стен, а то и людей. Чем ближе острие, тем больше бурлили психические процессы. Пот уходил в утоптанную землю, хотели переглянуться, но в той стороне всё расплывалось. Раньше так не казалось, но теперь себя было жалко больше, чем дело. Это, по большей части, и несла в своём эрзац-концепте сила, которая всегда противосущна, её координаты всегда напротив. Солнце светило на Серапиона, и витамин ещё некоторое время вырабатывался, не увеличивая нагрузку на Фабрику.

В этот момент из иллюминатора вылетает брошенный неизвестно кем (однако не из первого ряда, поскольку их руки на виду) скомканный лист бумаги. Его ловит по-звериному проворный Человек из Остерби, но Обервиндер вырывает и немедленно раскрывает, поворачиваясь спиной к стоящим на лестнице, тоже приметившим этот пассаж. Пока читает, прочие обступают его, делаются слышными мнения на сей счёт стоящих в очереди.

ФБ1: О, видели, крутят интригу прямо через наши головы.

фЭ1: Полагаю, пфальцграф даёт сведенья.

ДМ1: А где бы этот пфальцграф мог сталкиваться с кем-то из них?

ФБ1 (язвительно): Да решительно нигде, мы же тут все в первый раз друг друга видим.

МЦ1: Тогда, возможно, ими вертит кто-то ещё.

ДМ1: Быть может, это они вертят кем-то, кого взяли на корабль. Шантажируют мамзельными делами.

РС1: И когда они успели сговориться, почт?

МЦ1: Да в любой миг, нами проживаемый, на полутора тысячах…

РС1: А как вообще наполняли шхуну? я что-то упустил процедуру.

МЦ1: По билетам, такие кирпичи сплошь в гравировках из масонских…

РС1: И на каком основании отказывали?

МЦ1: Потому что билеты фальшивые.

РС1: Так может, у меня не фальшивый, я свой ещё не показывал.

МЦ1: Если подбросите повыше, может, кто и глянет, только не ждите двух выжженных точек в середине.

ФБ1: А где вы, вообще-то, пропадали, отчего не поспели к посадке, как все?

РС1: Да погребение, знаете ли, затянулось.

ФБ1: Ах, погребение.

РС1: Как-то неправильно подобным образом нами манкировать.

КХ1: Скорее бы, уж очень хочется взглянуть на всю междоусобную Европу сразу.

АФ1: Ну успокойся, успокойся, наглядишься ещё.

ГфЗ1: Всегда интересовался, как этот он собирал свой комплект?

ДВ1: Ходил по миру и клянчил.

ГфЗ1: То есть под занавес он везде таскал за собой несколько сундуков с книгами?

ДВ1: Несколько дворцов, у него же харизма была ого-го.

ГфЗ1: Пожалуй что это бы сошло