План D накануне - Ноам Веневетинов

КХ1: Так он её сразу на Марсе хранил?

ДВ1: Так часто посещать Марс? Это могло сказаться на нём не лучшим образом.

ГфЗ1: Я слышал о нём как о Пожирателе а.е.

КВ1 (себе под нос): Чем же он тогда испражнялся и в какую полость?

МАШ1: Он регулировал выхлоп силой мысли.

КВ1: А мир он сколько раз спасал?

МАШ1: Ещё впереди.

КХ1: Ах, как всё это интересно.

ФфГ1: А там где копать?

В зависимости от того, за кем он шёл, струились и мысли. Покалеченные солдаты медленно волоклись по гентскому тракту. Голландцы вперемешку со шведами, неся свои обиды. На стыке высокого средневековья и возрождения отличить их было тяжело, да и ни к чему. На привалах он держался особняком. Солдаты, на третий день отойдя от боя и разгрома, начали видеть в том, что за ними таскается алхимик и как бы даже гонит их, дурной знак. Начали вспоминать, а где он сел им на хвост, уж не перед самым ли делом и не у англичан ли он на содержании? Дорога была разбита, проносившиеся в обе стороны верховые на них и не смотрели, главное успеть убраться с пути. Он здесь уже ходил, как и везде, за обездоленными женскими орденами, за миграциями погорельцев, за королевскими кортежами, за обозами с провиантом, за гаснувшими и возникавшими в тумане огнями, голубыми и потому по его профилю, за следом кометы, умопомрачительным выстрелом, зацепившим свод modo tangente [310], проделав в том брешь, через которую простым смертным лучше бы не смотреть, надеясь, что среди пустошей и молодых лесов Фландрии инородное их планете тело будет обрамлено по достоинству. Обнаружение искупит тяготы пути, треть или четверть подобной кочевой жизни. Канет в недра походной лаборатории, где анализ будет происходить без какого-либо его участия. Надолго лучше не останавливаться, существовало много теорий, и все они были правдивы, пока не доказано обратное, и если он точно не представитель тёмных сил, спекулирующих на обрядах в отведённых строго для дозированных посещений местах, то это не значит, что Европа в XVI-м веке не может быть полем для экспериментов извне, из заклинательных башен Московии или облачных платформ Иных, повелителей Зодиака, жалостливых и одёргивающих себя, лишь с вибрирующим и altitudinem alternante [311] краёв блюдцем в арсенале.

АЦ1: Зная, кто отвёз, можно будет сообразить, на каком спутнике или где точно на Марсе.

ФфГ1: Где на Марсе? А вы там по какому ориентиру судите?

АЦ1: Налево от красной пыли.

АЦ1: Мне в своё время попадалось кое-что с Марса, и этот предмет был сообразно припорошен.

ФфГ1 (несколько смущённый, что на сей раз ему не удалось превзойти Цельса): Снимаю шляпу.

МАШ1 (нарочито небрежно): Небось, какая-нибудь штучка от его пикника.

АЦ1: Даже не знаю, разве что он умял всего по чуть-чуть с пира земного.

МАШ1 (принимая его игру): Швейцарский нож, что ли?

АЦ1: Знаете, когда вещь уже не механизм, но ещё не бог.

В этот момент входит Константин Циолковский, таща тяжёлый чемодан, удерживая его двумя руками перед собой.

Если бы он не видел в богах, в первую очередь в их необъяснимых фундаментальных напряжениях, партнёров, таких же архетипичных, как и его вера в колонизацию вне пределов Земли, а они просто не видели его, вряд ли он мог бы считать себя участником охоты за светом и пространством, хотя не исключено, ведь в их семье до него ещё не было Константинов, а это всё равно что за пределами атмосферы их терры ещё не побывало ни одного человека, что он тогда больше сосредоточился бы на передаче мыслей на расстоянии, хотя и эта практика, само собой, хотелось бы верить, страшно сказать как точно и архетипично, как воинственно и пригодно к пику чувств учёного — чёрной стадии, богам не чужда. Сколько физических явлений и вообще каких угодно процессов, хоть схлопывание берегов реки, хоть самоостекление цветочных бутонов осенью, не существует на сегодняшний момент, на момент исследования? Но будут обнаружены, изучены и приписаны этим первооткрывателям-мешкам, материалистам-лишь-на-словах, дожидающимся, технологическим fortunae filiis [312]? Много, но скоро будет мало, но не в политике, политику он, так и быть, оставит дозревать естественным путём, под аккомпанемент лицемерия, под трубный глас купленных на украденные у бедных деньги печатных станков. Кстати говоря, ведь на Земле и без того мало места, тем более для них, это же очевидно, они что, считать не умеют? В начале своего пути в науке он исходил из того, что, если некий пантеон сверхсуществ, отставших от своих инопланетян или сгустков, порождённых сумрачной и яростной верой древних людей, которые вследствие слабого развития цивилизации вынуждены были искать надежду в своей зачаточной духовности, действительно существует с некоторых пор, а что тут думать и сомневаться, если он при помощи астролябии собственного изобретения установил это, расстояние до пожарной каланчи и потом расстояние до астроархитектурного комплекса на орбите Земли, то оставленные ими на каждом шагу следы жизнедеятельности чрезвычайны, нестандартны, как конструкционны, так и биологичны, и, главное, они подскажут, что мы, человечество, ещё можем, но nondum tamen excogitavimus [313].

Кто здесь первый алхимик XX-го века, я или вы? Я или все эти мешки, — думал он, случалось, с тем детским возмущением, какое присуще людям определённого склада, которые потом всю жизнь не будут признавать никакие авторитеты.

Мальчик бьётся о кофр голыми коленями, бриджи на подтяжках ему велики; на лице написано усилие. Он появляется со стороны хунты, и та сперва видит в нём опасность, как видит опасность во всём, однако вскоре расслабляется. Он проходит сквозь них, не обращая внимания, заходит под лестницу и останавливается у трубы. Кладёт чемодан на землю, раскрывает, ставя крышку на подпорки, начинает доставать части сложного механизма, планку с двумя дюжинами шестерёнок, потайные противовесы, латунные счётчики и прочее. Тут же собирает. Работает основательно, далеко за четверть часа, механизм фундаментален и сложен, как и его возможности. Закончив сбор, он открывает люк в борту и вставляет туда коленце, оно выходит между вторым и третьим рядом. Вскоре раздаётся сильный треск, и первая спайка кресел одним своим концом, ближним к нему, поднимается — Каспар Хаузер припадает к Доротее Виманн, а та, придавленная Каспаром, припадает к Марии Анне Шикльгрубер. В этот момент из трубы снова вылетает скомканный лист, однако на сей раз нет вообще никакой возможности установить, кто его бросил, поскольку видимый разрез почти весь перекрыт по диагонали поднявшимся первым рядом. Послание ловит Обервиндер, но не читает, продолжая