Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник - Никки Френч

– Звучит немного жалко.

– Я вовсе не считаю, что это жалко, – возразила Фрида. – Как вы считаете: возможно ли, что, когда вы узнали о том, что сделал Роберт Пул, даже когда вы узнали, что он спал с вашей женой, вы совершенно не рассердились? Предполагается, что мужчина сердится на другого мужчину, который спал с его женой, но все было немного не так, правда? Или не только так. – Уайетт беспомощно смотрел на нее. – Я думаю, вы растерялись. Разумеется, вы оскорбились. Возможно, вы даже представляли себе, как отомстите ему. Но я считаю, что вы человек думающий, и прежде всего вы подумали о своем браке, о своих детях. Возможно, вы даже задумались о том, как вы допустили, чтобы все зашло так далеко.

Когда Уайетт заговорил, его голос звучал чуть громче шепота.

– И что вы по этому поводу думаете?

– Вы заснули в браке, – ответила Фрида. – Роберт Пул что-то вам показал. Возможно, он даже разбудил вас.

– Я не мог поверить, – медленно произнес Уайетт. – Все оказалось ложью. Все, во что я верил.

– Вы поговорили с женой об этом чувстве?

Уайетт пожал плечами.

– Немного. Я и сам-то не могу сформулировать свою мысль, а говорить об этом еще тяжелее.

– Вы должны попробовать.

Джолл откашлялся.

– Простите, – сказал он. – Я не совсем понимаю, при чем здесь это.

– И я, – поддержал его Карлссон. – Я тоже. Я думаю, на сегодня достаточно.

Когда они вышли из комнаты для допросов, он сделал Фриде знак следовать за ним.

– Что это было? – возмутился он. – Он сам к нам пришел. Мы уже почти добились от него признания. Что это было? Куда подевалась прежняя Фрида?

Она с любопытством посмотрела на него.

– А вы сами не хотели бы встретиться с ним?

– С кем?

– С Робертом Пулом.

Карлссон, похоже, потерял дар речи.

– Нет, – наконец заявил он. – Нет. И вам тоже не следовало бы, Фрида, потому что он мертв, и ваши попытки понять его, или спасти, или изменить то, что случилось, бессмысленны.

Хлоя ждала. Фрида заметила, что она вымыла волосы и надела чистую белую блузку и черную мини-юбку стрейч. Она не стала краситься и выглядела хрупкой и очень юной. Оливии нигде не было видно.

– Тапас будешь? – спросила Фрида.

– Я мясо больше не ем.

– Ну и ладно.

– И только экологически чистую рыбу.

– Хорошо.

– Ее мало.

До ресторана было несколько минут ходьбы, он находился в Ислингтоне, и они дошли туда молча. Недавно прошел дождь, и свет фар проезжающих машин дрожал в длинных мелких лужах. Только после того, как они сели за колченогий деревянный столик у окна, Фрида нарушила молчание.

– Ты ходила сегодня в школу?

– Да. Я же сказала, что пойду.

– Хорошо. Все прошло нормально?

Хлоя пожала плечами. Фрида заметила, что лицо ее слегка опухло, словно она долго плакала. Рукава блузки закрывали запястья, так что трудно было сказать, не начала ли она снова резать себе вены.

Они заказали кальмаров, жареные болгарские перцы, испанский омлет и тарелку ранней зелени. Хлоя разрезала крошечное колечко кальмара пополам, затем еще раз пополам, положила его в рот и стала медленно жевать.

– Давай по порядку, – предложила Фрида. – Начнем со школы.

– А что школа?

– Ты очень хорошо сдала экзамены на аттестат о среднем образовании. Ты умная. Ты говоришь, что хочешь стать врачом…

– Нет. Это ты говоришь.

– Я? Я так не думаю.

– Ну ладно, люди говорят. Взрослые. Мой папа. Учителя. Все думают, что можно пойти только одним путем. Сначала сдаешь общие экзамены, потом выбираешь специализацию, снова учишься, снова сдаешь экзамены, теперь уже по специальности, потом поступаешь в универ, потом получаешь приличную работу. Я могу рассказать тебе всю свою жизнь наперед: она лежит передо мной, как магистраль. Но что, если мне этого не нужно?

– А тебе не нужно?

– Я не знаю. – Она вонзила вилку в ярко-зеленый перец, и оттуда брызнул сок. – Я не знаю, какой во всем этом смысл.

– Тебе пришлось нелегко, Хлоя. Твой отец бросил…

– Знаешь, ты можешь называть его по имени. Его зовут Дэвид, и он твой брат.

– Хорошо. Дэвид. – Она всего лишь произнесла его имя, но во рту остался противный привкус. – И у Оливии появился новый друг.

– Угадай, где она сейчас, – предложила Хлоя.

– Думаю, что с Киараном.

– Не угадала. Попробуй еще раз.

– Не могу, – отрезала Фрида. Этот допрос вызвал у нее чувство неловкости.

– Тот бухгалтер или кто он там. Тот, которого ты притащила к нам.

– Я его не притаскивала.

– Я знаю, что происходит, – торжествующе заявила Хлоя.

– О чем ты?

– Я знаю, что я всего лишь подросток, но даже я понимаю, что все дело в тебе.

– Я уже вообще ничего не понимаю, – призналась Фрида.

– Я же вижу, как он на тебя смотрит. Он помогает моей матери, только чтобы произвести на тебя впечатление. Что ты о нем думаешь?

– А ты что о нем думаешь?

– Тетушка Фрида, у тебя есть одна ужасная привычка: отвечать вопросом на вопрос.

Фрида улыбнулась.

– Это первое, чему мы учимся, когда поступаем на психотерапевта, – объяснила она. – Так мы избегаем смещения внимания на нас самих. Поэтому, что бы пациент нам ни говорил, достаточно только спросить: «Что вы имеете в виду?» – и все, ты соскочила с крючка.

– Но я не твой пациент. И ты с крючка не соскочила.

– Мы говорили о твоей матери.

– Ладно, давай поговорим о моей матери, – согласилась Хлоя. – Я думаю, ей на меня наплевать.

– А я думаю, что ей вовсе не наплевать, Хлоя. Но пойми: она ведь не только твоя мать, она – женщина, которая чувствует, что ее унизили, и не может выбрать собственную дорогу, если угодно, и только что познакомилась с новым мужчиной.

– И что? Она все равно остается моей мамой. Она не может вести себя как подросток. Вообще-то из нас двоих подросток – я. Иногда меня это пугает. Как будто у меня земля уходит из-под ног.

Ее слова так точно описали мнение Фриды об Оливии, что она не сразу нашлась, что ответить.

– Ты права. И возможно, мы с тобой могли бы с ней об этом поговорить, попытаться объяснить ей, что ты чувствуешь, и выработать какие-то основные правила. Но дай ей шанс измениться. Не закрывай двери. Возможно, она изменится, когда признает, что была не права.